Аллах великий наделил Камар-азЗамана от обеих его жен двумя детьми

мужского пола, подобными двум светящим лунам. Старший из них был от ца-

рицы Будур, и звали его царь аль-Амджад, и младший от царицы Ха-

ят-ан-Нуфус, и звали его царь аль-Асад [248], и аль-Асад был красивей сво-

его брата аль-Амджада.

И они воспитывались в величии и изнеженности и, будучи образованны,

научились чистописанию, наукам, искусству управления и верховой езде,

так что дошли до высшего совершенства и до пределов красоты и прелести,

и женщины и мужчины прельщались ими.

И стало им около семнадцати лет, и они не покидали друг друга: вместе

ели и вместе спали, не расставаясь ни в какой час и ни в какое время, и

все люди из-за этого им Завидовали. И, когда достигли они возраста мужей

и украсились совершенством, их отец, уезжая, стал сажать их поочередно в

помещении суда, и каждый из них судил людей один день.

И случилось, по неизбежному велению и заранее назначенному приговору,

что любовь к аль-Асаду, сыну Хаятан-Нуфус, запала в сердце царицы Будур,

жены его отца, а любовь к аль-Амджаду, сыну царицы Будур, запала в серд-

це Хаят-ан-Нуфус, жены его отца. И каждая из женщин стала заигрывать с

сыном другой жены и целовать его и прижимать к груди, и когда мать

мальчика видела это, она думала, что это происходит от нежности и любви

к детям. И страсть овладела сердцами женщин, и они прельстились мальчи-

ками, и каждая, когда к ней входил сын другой жены, прижимала его к гру-

ди, и ей хотелось, чтобы он с ней не расставался.

И когда эта страсть продлилась над ними и они не находили пути к

сближению, обе женщины отказались от питья и пищи и расстались со сла-

достью сна.

Вот однажды царь отправился на охоту и ловлю и приказал своим детям

сесть на его место, чтобы судить, каждому по дню, как обычно

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести восемнадцатая ночь

Когда же настала двести восемнадцатая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что царь выехал на охоту и ловлю и приказал

своим детям сесть на его место, чтобы судить, каждому по дню, как обыч-

но. И в первый день сел, чтобы судить, аль-Амджад, сын царицы Будур, и

стал приказывать, запрещать и назначать, и отставлять, и давать, и не

давать.

И царица Хаят-ан-Нуфус, мать аль-Асада, написала ему письмо, в кото-

ром старалась смягчить и показать ему, что она привязана и влюблена в

него, и поднимала завесу и осведомляла, что хочет его близости.

И взяв бумагу, она написала такие созвучия: От несчастной влюблен-

ной, печальной, разлученной, чья юность из-за тебя скрылась и чье му-

ченье продлилось. Если бы я горе свое описала и ту печаль, что я испыта-

ла, и некую страсть переживала, и как плачу я и стенаю, себе сердце пе-

чальное разрывая, и как заботы мои сменяются и горести не прерываются, и

как я от разлуки страдаю, с тоски и горя сгорая, право, было бы долго

в письме все это писать, и бессильны счетчики это сосчитать. Земля с не-

бом для меня тесна стала, и на других я надеяться и рассчитывать перес-

тала, и к смерти близка теперь я стала, и ужасы кончины испытала, и ве-

лико во мне пыланье и боль от разлуки и расставанья, и если б тоску свою

я описала, на это бумаги бы недостало, и от великих бед и изнуренья я

скажу такое стихотворенье:

Коль стану описывать, какой я терплю огонь,

Недуг и любовь мою, тревогу, бессонницу,

Не хватит на всей земле ни свитков, ни перьев мне,

Чернил не останется, бумага исчезнет вся .

Потом царица Хаят-ан-Нуфус завернула эту бумагу в кусок дорогого шел-

ка, пропитанного мускусом и шафраном, и положила с нею ленты из своих

волос, которые ценностью были выше денег, а затем она завернула все это

в платок и отдала это евнуху и велела ему доставить платок царю аль-Амд-

жаду

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести девятнадцатая ночь

Когда же настала двести девятнадцатая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что царица отдала платок с письмом евнуху и ве-

лела ему доставить его царю альАмджаду. И этот евнух вошел, не зная, что

скрыто для него в неведомом, а знающий скрытое управляет как хочет.

И евнух, войдя к царю аль-Амджаду, поцеловал перед ним землю и подал

ему письмо, передав ему поручение, и царь аль-Амджад взял платок и раз-

вернул его и увидел бумажку, которую раскрыл и прочитал, а поняв ее

смысл, он узнал, что у жены его отца перед глазами измена и она обманула

его отца, царя Камар-аз-Замана.

И царевич разгневался великим гневом и стал порицать женщин за их де-

ла и воскликнул: Да проклянет Аллах женщин-обманщиц, которым недостает

ума и веры! а затем он обнажил меч и сказал евнуху: О злой раб, и ты

носишь письма, заключающие измену жены твоего господина! Клянусь Алла-

хом, нет в тебе добра, о черный по цвету и по странице твоих грехов [249],

о гадкий по внешности и по гнусной природе!

И он ударил его мечом по шее и отделил ему голову от тела. И платок с

тем, что в нем было, он положил за пазуху. А потом он вошел к своей ма-

тери и сообщил ей о том, что произошло. И стал ругать и бранить ее, и

сказал: Все вы одна сквернее другой! Клянусь великим Аллахом, если бы я

не боялся нарушить пристойность по отношению к моему отцу, Камар-аз-За-

ману, и брату, царю аль-Асаду, я бы наверное вошел к ней и отрубил ей

голову, как я отрубил голову ее евнуху . И он вышел от своей матери, ца-

рицы Будур, в крайнем гневе.

А когда до царицы Хаят-ан-Нуфус дошел слух о том, что сделал царевич

с ее евнухом, она стала ругать его и проклинать и задумала против него

козни. А царевич альАмджад провел эту ночь больной от гнева, огорченья и

раздумья, и не были ему сладки ни еда, ни питье, ни сон.

Когда же настало утро, его брат, царь аль-Асад, вышел и сел на прес-

тол своего отца, царя Камар-аз-Замана, чтобы судить людей (а его мать,

Хаят-ан-Нуфус, сделалась больна, услышав, что царь аль-Амджад убил евну-

ха). И царь аль-Асад, воссев в этот день для суда, судил и был справед-

лив и назначал и отставлял и приказывал и запрещал и жаловал и оделял, и

просидел он в помещении суда почти до захода солнца.

А царица Будур, мать царя аль-Амджада, послала за одной старухой из

злокозненных старух и высказала ей то, что таилось в ее сердце. И она

взяла листочек, чтобы написать послание царю аль-Асаду, сыну ее мужа, и

посетовать на силу своей любви к нему и страсти, и написала такие созву-

чия: От той, кто любовью и страстью убит, тому, чей лучше всех нрав и

вид, в красоте своей превозносящемуся, изнеженностью кичащемуся, отвер-

нувшемуся от ищущих сближения, не желающему близости тех, кто покорен в

унижении, тому, кто суров и кому наскучил влюбленный, которого он изму-

чил, царю альАсаду, чья превосходная красота и прелесть безукоризненно

чиста, чье лицо как луна сияет, чей лоб ярко блестит и чей свет сверка-

ет. Вот письмо мое к тому, кто от страсти мое тело размягчил и кожу с

костями разлучил. Знай, что терпенье мое ослабело, и не знаю я, что мне

делать; страсть и бессонница меня волнуют и терпенье и покой со мной

враждуют. Печаль и бессонница меня не покидают, и страсть и любовь меня

терзают, а изнурение и хворь не оставляют. Пусть душа моя тебя избавит,

если убить влюбленного тебя позабавит, и пусть Аллах тебя вовек сохранит

и от всякого зла оградит .

И после этих строк она написала такие стихи:

Рассудило время, чтоб быть в тебя мне влюбленному,

О ты, чья прелесть как лик луны воссияла нам!

Красноречье ты и все прелести собрал в себе,

И в тебе одном, средь творений всех, светит блеск красот.

И согласна я, чтобы стал моим ты мучителем,

Может, взгляд одни подарить ты мне не откажешься.

Кто умрет, любовью к тебе убитый, лишь тот блажен;

Нету блага в том, кто любви и страсти не ведает!

И еще она написала такие стихи:

О Асад, тебе, в любви сгорая, я сетую,

О, сжалься над любящей, тоскою сжигаемой.

Доколе рука любви так будет играть со мной

Доколе бессонница и думы, и страсть и хворь

То в море я, то стону от пламени жгучего

В душе, о мечта моя, вот диво поистине!

Хулитель, оставь укоры! В бегстве ищи себе

От страсти спасения, из глаз проливай слезу.

Как часто в разлуке я кричал от любви: О смерть!

Но вопли и выкрики меня не избавили.

Хвораю в разлуке я ее мне не вынести

Ты врач, помоги же мне в болезни чем следует.

Упреки, хулители, оставьте и бойтесь вы,

Что может любви болезнь и вам принести конец .

Потом царица Будур пропитала листок с посланием благоухающим мускусом

и завернула его в ленты из своих волос ленты из иракского шелка с кис-

точками из зерен зеленого изумруда, вышитые жемчугом и драгоценными кам-

нями. И она вручила бумажку старухе и приказала ей отдать ее царю

аль-Асаду, сыну ее мужа, паря Камар-аз-Замана, и старуха отправилась,

чтобы ей угодить, и вошла к царю аль-Асаду в тот же час и минуту.

А когда старуха вошла, он был в одиночестве и взял от нее бумажку с

тем, что в ней было, а старуха простояла некоторое время, ожидая ответа.

И тогда царь альАсад прочитал бумажку и понял, что в ней заключается, а

после того он завернул бумажку в ленты и положил ее За пазуху. И он

разгневался сильным гневом, больше которого не бывает, и стал проклинать

обманщиц женщин. А потом он поднялся и, вынув меч из ножен, ударил ста-

руху по шее и отделил ей голову от тела.

И затем он встал и пошел и, войдя к своей матери, Хаят-ан-Нуфус, уви-

дел, что она лежит на постели, больная после того, что с ней случилось,

из-за царя аль-Амджада. И царь аль-Асад выбранил ее и проклял, и вышел и

встретился со своим братом, царем аль-Амджадом, и рассказал ему обо

всем, что у него было с его матерью, царицей Будур. Он сказал, что убил

старуху, которая принесла ему послание, и воскликнул: Клянусь Аллахом,

о брат мой, если бы я не стыдился тебя, я бы обязательно сию же минуту

вошел к ней и срубил бы ей голову с плеч .

И брат его, царь аль-Амджад, сказал ему: Клянусь Аллахом, о брат

мой, со мной случилось вчера, когда я сел на престол царства, то же, что

случилось с тобой сегодня: твоя мать послала мне письмо, содержавшее та-

кие же речи . И он рассказал ему обо всем, что у него случилось с ма-

терью царя аль-Асада, царицей Хаят-ан-Нуфус, и сказал: Клянусь Аллахом,

о брат мой, если бы я не стыдился тебя, я бы обязательно вошел к ней и

поступил бы с ней так же, как поступил с евнухом .

И они провели остаток этой ночи, разговаривая и проклиная женщин об-

манщиц, и посоветовали друг другу скрывать это дело, чтобы о нем не ус-

лышал их отец, Камар-аз-Заман, и не убил бы обеих женщин. И всю эту

ночь, до утра, они были озабочены.

И когда настало утро, со своим войском прибыл царь с охоты и посидел

немного на престоле царства, а потом он отправился в свой дворец и от-

пустил эмиров идти своей дорогой. И он вошел в свои покои и увидел, что

обе его жены лежат на постели, крайне ослабевшие (а они учинили против

своих сыновей хитрость и сговорились погубить их души, так как они опо-

зорились и боялись оказаться во власти своей оплошности). И когда царь

увидал их в таком положении, он спросил: Что с вами и женщины под-

нялись и поцеловали ему руку и рассказали ему все дело наоборот, сказав-

ши: Знай, о царь, что твои сыновья, которые воспитались в твоей милос-

ти, обманули тебя с твоими женами и заставили тебя испытать унижение .

И когда Камар-аз-Заман услышал от своих женщин Эти слова, свет стал

мраком перед лицом его, и он очень разгневался, и от сильного гнева ум

его улетел, и он сказал женам: Разъясните мне, как это было!

И царица Будур сказала: Знай, о царь времени, что твой сын аль-Асад,

сын Хаят-ан-Нуфус, уже несколько дней посылал ко мне и писал мне и соб-

лазнял меня на разврат, и я удерживала его от этого, но он не переста-

вал. И когда ты уехал, он налетел на меня, пьяный, с обнаженным мечом в

руках, и ударил моего слугу и убил его, и сел мне на грудь держа меч в

руках, и я побоялась, что он убьет меня, если я стану ему противиться,

как убил моего слугу, и он удовлетворил со мною свое желание насильно. И

если ты не воздашь ему за меня должное, о царь, я убью себя своей рукой:

нет мне нужды жить в этом мире после такого мерзкого дела!

А Хаят-ан-Нуфус, плача и рыдая, также рассказала царю подобное тому,

что рассказала его другая жена, Будур

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая, до двухсот двадцати

Когда же настала ночь, дополняющая до двухсот двадцати, она сказала:

Дошло до меня, о счастливый царь, что царица Хаят-ан-Нуфус рассказала

своему мужу, царю Камар-азЗаману, то же самое, что рассказала ему царица

Будур, и сказала: У меня тоже случилось с твоим сыном альАсадом такое

же , а потом она принялась плакать и рыдать и воскликнула: Если ты не

воздашь ему за меня должное, я осведомлю об этом моего отца, царя Арма-

нуса!

И обе женщины заплакали перед своим мужем, царем Камар-аз-Заманом,

сильным плачем, и когда царь увидел, что его жены обе плачут, и услышал

их речи, он уверился, что это правда, и разгневался сильным гневом,

больше которого не бывает. И, поднявшись, хотел броситься на своих сыно-

вей, чтобы убить их.

И ему повстречался его тесть, царь Арманус, который в эту минуту вхо-

дил, чтобы приветствовать его, узнав, что он вернулся с охоты. И, уви-

дев, что у Камар-аз-Замана в руке обнаженный меч и кровь капает из его

ноздрей от сильного гнева, он спросил, что с ним. И Камар-азЗаман расс-

казал ему все, что случилось из-за его сыновей, аль-Амджада и аль-Асада,

и воскликнул: Вот я иду к ним, чтобы их убить наихудшим образом и изу-

родовать их самым худшим способом!

И царь Арманус, его тесть, сказал, тоже разгневавшись на юношей:

Прекрасно будет то, что ты сделаешь, о дитя мое! Да не благословит Ал-

лах их и всех детей, которые совершают такие поступки со своими отцами.

Но только, дитя мое, говорит сказавший поговорку: Кто не думает о пос-

ледствиях, тому судьба не друг . Они при всех обстоятельствах твои дети,

и не должно тебе убивать их своей рукой и выпить горечь убийства и рас-

каиваться в их смерти, когда бесполезно будет раскаяние. Пошли одного из

невольников: пусть он их убьет в пустыне, когда их не будет у тебя перед

глазами. Ведь говорится в поговорке: Быть вдали от любимого лучше мне и

прекраснее не видит глаз, не печалится сердце .

И, услышав от своего тестя, царя Армануса, такие речи, царь Ка-

мар-аз-Заман счел их правильными. Он вложил меч в ножны и, вернувшись,

сел на престол царства, я позвал своего казначея (а это был дряхлый ста-

рец, сведущий в делах и превратностях судеб) и сказал ему: Пойди к моим

сыновьям, аль-Амджаду и аль-Асаду, скрути их хорошенько, положи их в

сундук и взвали на мула, а сам садись верхом, выезжай с ними на середину

пустыни и зарежь их, и наполни мне два кувшина их кровью и скорее прине-

си мне . И казначей отвечал: Слушаю и повинуюсь!

В тот же час и минуту казначей поднялся и отправился к аль-Амджаду и

аль-Асаду. И он встретил их по дороге, когда они выходили через дворцо-

вый проход, одетые в лучшие платья и одежду, чтобы отправиться к своему

отцу, царю Камар-аз-Заману, и приветствовать его и поздравить с благопо-

лучным возвращением после поездки на охоту. И, увидав юношей, казначей

схватил их и воскликнул: О дети мои, знайте, что я подневольный раб и

что ваш отец отдал мне приказание. Послушны ли вы приказанию его И они

ответили: ( Да! и тогда казначей подошел к ним и скрутил их и положил

в сундуки и, взвалив их на спину мула, выехал с ними из города.

И он до тех пор ехал с ними в пустыне, пока не приблизился полдень, и

тогда он остановился в глухом пустынном месте. Сойдя с коня, он снял

сундуки со спины мула и открыл их и вынул оттуда аль-Амджада и альАсада.

И, увидав их, казначей горько заплакал из-за их красоты и прелести, а

потом он обнажил меч и сказал им: Клянусь Аллахом, о господа мои, тяже-

ло мне совершить с вами скверный поступок, но эти дела мне простительны,

так как я подневольный раб, и ваш отец, царь Камар-азЗаман, велел мне

отрубить вам головы . И юноши сказали ему: О эмир, делай так, как при-

казал тебе царь: мы вытерпим то, что судил нам Аллах, великий, славный,

и ты не ответствен за нашу кровь .

Затем братья обнялись и простились друг с другом, и аль-Асад сказал

казначею: Ради Аллаха, о дядюшка, не Заставляй меня проглотить горесть

по моем брате и испить печаль о нем, но убей меня раньше него, и будет

мне легче . И аль-Амджад сказал казначею то же, что сказал его брат, и

стал его упрашивать, чтобы он убил его раньше брата: Он моложе меня, не

заставляй же меня вкусить печаль о нем .

И потом они оба заплакали сильным плачем, сильнее которого не бывает.

И казначей тоже заплакал, глядя на их слезы

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести двадцать первая ночь

Когда же настала двести двадцать первая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что казначей заплакал из-за их плача, а потом

братья обнялись и простились друг с другом, и один из них сказал друго-

му: Это все козни обманщиц твоей матери и моей матери, и вот воз-

даяние за то, как я поступил с твоей матерью и как ты поступил с моей

матерью. Но нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! По-

истине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!

Аль-Асад обнял своего брата и произнес, испуская вздохи, такие стихи:

О ты, к кому я, в страхе сетуя, стремлюсь,

Лишь ты для всех случайностей прибежище.

Одна мне хитрость постучаться в дверь к тебе,

А отвергнут буду в какую дверь стучаться мне

О ты, чьих благ сокровища в словечке будь ,

Пошли ведь благо у тебя все собрано ,

И когда аль-Амджад услышал плач своего брата, он заплакал и прижал

его к груди и произнес такое двустишие:

О ты, чья рука со мной всегда не одна была,

О ты, чьих подарков ряд превыше счисления,

Всегда, коль постигнут был я рока превратностью,

Я видел, что за руку ты тотчас меня берешь .

А после этого аль-Амджад сказал казначею: Прошу тебя ради единого

покоряющего, царя покрывающего, убей меня раньше моего брата аль-Асада:

может быть, мой огонь погаснет, не дай же ему разгореться . Но аль-Асад

заплакал и воскликнул: Раньше убит буду только я! и аль-Амджад ска-

зал: Лучше всего будет, если ты обнимешь меня, а я обниму тебя, чтобы

меч, опустившись на нас, убил нас разом .

А когда они обнялись, повернувшись лицом к лицу, и прижались друг к

другу, казначей связал их и привязал веревками, плача, а затем он обна-

жил меч и воскликнул: Клянусь Аллахом, о господа мои, мне тяжело уби-

вать вас! Нет ли у вас пожелания, которое бы я исполнил, или завещания,

которое я бы выполнил, или же послания, которое я бы доставил Нет у

нас ничего, сказал альАмджад, а что касается завещания, я завещаю

тебе положить моего брата аль-Асада снизу а меня сверху, чтобы удар пал

на меня сначала. А когда ты кончишь нас и прибудешь к царю и он тебя

спросит: Что ты слышал от них перед смертью скажи ему: Твои сы-

новья передают тебе привет и говорят, что ты не знаешь, невинны они или

грешны. Ты убил их, не удостоверившись в их проступке и не рассмотрев их

дела . А потом скажи ему такие два стиха:

Знай, женщины-дьяволы, для нас сотворенные,

Аллах, защити меня от козней шайтанов!

Причина всех бед они, возникших среди людей,

И в жизни людей земной и в области веры ,

Мы хотим от тебя лишь того, чтобы ты передал отцу эти два стиха, ко-

торые ты услышал , сказал альАмджад

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести двадцать вторая ночь

Когда же настала двести двадцать вторая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что альАмджад сказал казначею: Мы хотим от те-

бя лишь того, чтобы ты передал отцу эти два стиха, которые ты слышал, и

прошу тебя, ради Аллаха, потерпи с нами, пока я скажу брату еще вот эти

два стиха .

И потом он горько заплакал и стал говорить;

Цари, ушедшие от нас

В минувшем, служат назиданьем,

Ведь сколько этою стезей

Больших и малых проходило!

Услышав от аль-Амджада эти слова, казначей так сильно заплакал, что

увлажнил себе бороду, а что до аль-Асада, то его глаза залились слезами,

и он произнес такие стихи:

Судьба после самых дел следами их нас сразит

Чего же оплакивать тела нам и образы

Чем ночь отличается оплошность, Аллах, прости!

От ночи, обманутой рукою превратностей

Зажгла против Ибн Зубейда козни свои судьба, [250]

Хоть в храме у камня он защиты искал себе

О, если бы, Амра жизнь избавив за Хариджу,

Алия избавила судьба за чью хочет жизнь! [251]

А затем он окрасил щеку ливнем слез и произнес такие стихи:

Поистине, ночь и день природой так созданы,

Обманы присущи им, и козни, и хитрости.

Обманное марево для них только блеск зубов,

И мрак устрашающий для них лишь сурьма для глаз-

Проступок пред ночью мой (противен мне нрав ее!)

Проступок меча, когда храбрец отступает вдруг .

А потом он стал испускать вздохи и произнес такие стихи:

О стремящийся к жизни низменной, поистине

Она смерти сеть и вместилище смущении.

Вот дом когда смешит тебя сегодня он,

Ты плачешь завтра, гибель тому дому!

Набегам рока нет конца; плененных им

Не выкупить отвагой благородной.

Сколь многие, обманчивость презрев судьбы,

Враждебны стали ей, превысив силы,

По, щит к ним тылом повернув, она

В отместку нож их кровью напоила.

И знай, судьбы удары нас разят,

Хоть долог срок и лет судьбы не спешен.

Смотри ж, чтоб жизнь твоя напрасно не прошла

Неосторожно, по пренебреженью.

Порви ж любви и желаний узы найдешь тогда

Ты верный путь и блаженство тайн высоких .

И когда аль-Асад окончил эти стихи, он обнял своего брата аль-Амджада

так, что они сделались как бы одним существом, а казначей обнажил меч и

хотел ударить, но вдруг его конь умчался в пустыню (а он стоил тысячу

динаров, и на нем было великолепное седло, стоящее больших денег). И

казначей выронил из рук меч и побежал за своим конем

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести двадцать третья ночь

Когда же настала двести двадцать третья ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что казначей побежал вслед за конем (а душа его

пылала) и до тех пор бежал за ним, чтобы схватить его, пока конь не во-

шел в заросль, и казначей вошел в эту Заросль вслед за ним. И конь про-

шел на середину заросли и ударил ногою об землю, и поднялась пыль, и

взвилась, и взлетела вверх, а конь стал храпеть, сопеть и ржать и распа-

ляться.

А в этой заросли был лев, очень страшный, безобразный видом, и у него

глаза метали искры а морда была мрачная, и вид его ужасал души. И казна-

чей обернулся и увидел, что этот лев направляется к нему. И не знал каз-

начей, куда бежать из его лап, и не было у него меча. И казначей воск-

ликнул: Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Эта

беда случилась со мной лишь из-за аль-Амджада и аль-Асада, и эта поездка

была Злосчастной с самого начала!

А аль-Амджада и аль-Асада палил зной, и они чувствовали сильную жаж-

ду, так что даже высунули языки. И они стали звать на помощь, но никто

не помог им. И тогда они воскликнули: О, если бы нас убили, мы избави-

лись бы от Этого! Но мы не знаем, куда умчался конь, и казначей побежал

за ним и оставил нас связанными. Если бы он пришел и убил нас, это было

легче, чем выносить такую муку!

О брат мой, сказал аль-Асад, потерпи: скоро придет к нам облег-

ченье от Аллаха, великого, славного, ведь конь умчался не иначе как по

милости Аллаха, а мучит нас только жажда .

И он встряхнулся и задвигался направо и налево, и его узы развяза-

лись, и тогда он поднялся и развязал узы своего брата, а затем взял меч

эмира и сказал своему брату: Клянусь Аллахом, мы не уйдем отсюда, пока

не выясним и не узнаем, что с ним случилось!

И они пошли по следам везиря, а следы привели их к Заросли, и братья

сказали один другому: Поистине, конь и казначей не прошли дальше этой

заросли . Постой здесь, сказал аль-Асад своему брату, а я пойду в

заросль и посмотрю эмира . Но аль-Амджад воскликнул:

Я не дам тебе войти в нее одному, и мы войдем только оба! Если мы

спасемся, то спасемся вместе, а если погибнем, то погибнем вместе .

И оба вошли и увидели, что лев уже бросился на казначея, и тот был

под ним словно воробей, но только од молил Аллаха и показывал рукою на

небо. И, когда альАмджад увидел это, он схватил меч и, бросившись на

льва, ударил его мечом между глаз, и лев упал и растянулся на Земле.

Эмир поднялся, дивясь этому делу, и увидел аль-Амджада и аль-Асада,

сыновей своего господина, которые стояли перед ним. И он кинулся им в

ноги и воскликнул:

Клянусь Аллахом, о господа мои, не годится, чтобы я допустил с вами

крайность, убивши вас! Да не будет того, кто вас убьет! Я выкуплю вас

своей душой

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести двадцать четвертая ночь

Когда же настала двести двадцать четвертая ночь, она сказала: Дошло

до меня, о счастливый царь, что казначей сказал аль-Амджаду и аль-Асаду:

Я выкуплю вас своей душой! а затем он поднялся в тот же час и минуту

и обнял их и спросил, каким образом они развязали на себе узы и явились.

И братья рассказали ему, что они почувствовали жажду и узы развязались

на одном из них, и тот развязал другого благодаря чистоте их намерений,

а потом они пошли по следу и пришли к нему.

И казначей, услышав эти слова, поблагодарил братьев за их поступок и

вышел с ними из заросли, и, оказавшись вне заросли, они сказали ему: О

дядюшка, сделай так, как тебе велел наш отец , но казначей воскликнул:

Не допусти Аллах, чтобы я приблизился к вам со злом! Знайте, что я хочу

снять с вас одежду и одеть вас в свою одежду, а потом я наполню две бу-

тылки кровью льва и пойду к царю и скажу ему: Я убил их . А вы идите

странствовать по городам: земли Аллаха просторны, и знайте, о господа

мои, что разлука с вами мне тяжела .

И потом все заплакали, и казначей и оба юноши, и они сняли с себя

одежды, и казначей одел их в свое платье. И он отправился к царю, захва-

тив с собою их платье, и завязал платье каждого в узел, и наполнил бу-

тылки львиной кровью, и узлы он положил перед собою, на спину коня.

И казначей, простившись с братьями, поехал, направляясь в город, и

ехал до тех пор, пока не вошел к царю. Он поцеловал перед ним землю, и

царь увидал, что лицо у него изменилось (а было это из-за того, что слу-

чилось у него со львом), и подумал, что это потому, что он убил его сы-

новей. И царь обрадовался и спросил его: Сделал ли ты то дело И каз-

начей ответил: Да, о владыка наш! и протянул ему узлы, в которых бы-

ла одежда и бутылки, наполненные кровью.

Как они себя показали и поручили ли они тебе чтонибудь спросил

царь. И казначей ответил: Я нашел их терпеливыми, отдавшимися тому, что

их постигло, и они сказали мне: Нашему отцу простительно. Передай ему

от нас привет и скажи ему: Ты не ответствен за то, что убил нас, и за

нашу кровь . И мы поручаем тебе передать ему такие два стиха . Вот они:

Знай, женщины-дьяволы, для нас сотворенные,

Спаси же, Аллах, меня от козней шайтанов!

Причина всех бед они, возникших среди людей,

И в жизни людей земной и в области веры .

И, услыхав от казначея эти слова, царь надолго опустил голову к зем-

ле, и понял он, что эти слова его детей указывают, что они были убиты

несправедливо. И он подумал о кознях женщин и их хитростях и, взяв узлы,

развязал их и принялся рассматривать одежду своих сыновей и плакать

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести двадцать пятая ночь

Когда же настала двести двадцать пятая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о великий царь, что царь Камар-аз-Заман развязал узлы и стал расс-

матривать одежду своих сыновей и плакать. И он развернул одежду своего

сына аль-Асада и нашел у него в кармане бумажку, написанную почерком

своей жены Будур, и в ней были ленты из ее волос. И царь развернул бу-

мажку и прочитал ее и, поняв ее смысл, узнал, что с сыном аль-Асадом

поступлено несправедливо. Потом он обыскал сверток одежды аль-Амджада и

нашел у него в кармане бумажку, написанную рукою своей жены Хаятан-Ну-

фус, и в бумажке были ленты из ее волос. И он развернул бумажку и, про-

читав ее, понял, что с его сыном поступили несправедливо.

Тогда он ударил рукою об руку и воскликнул: Нет мощи и силы, кроме

как у Аллаха, высокого, великого! Я убил обоих своих детей безвинно . И

он принялся бить себя по щекам, восклицая: Увы, мои дети! Увы, долгая

печаль моя! и велел построить две гробницы в одной комнате и назвал

ее Домом печалей. И он написал на гробницах имена своих детей и, бросив-

шись на могилу альАмджада, заплакал и застонал и зажаловался и произнес

такие стихи:

О месяц мой! Под прахом сокрылся он,

О нем рыдают звезды блестящие.

О ветвь моя! Не может, как нет ее,

Изгиб коснуться взора смотрящего.

Очам не дам ревниво я зреть тебя,

Пока миров не стану других жильцом.

И утонул в слезах я бессонницы,

И потому в аду себя чувствую

Потом он бросился на могилу аль-Асада и стал плакать и стонать и жа-

ловаться и пролил слезы и произнес такие стихи:

Хотел бы я разделить с тобою смерть твою,

Но Аллах хотел не того, чего хотел я.

Зачернил я все меж просторным миром и взглядом глаз,

А все черное, что в глазах моих, то стерлось.

До конца излить не могу я слезы, коль плачу я,

Ведь душа моя пошлет им подкрепленье.

О, смилуйся и дай увидеть ты там себя,

Где сходны все и господа и слуги .

И после этого царь принялся еще сильнее стонать и плакать, а окончив

плакать и говорить стихи, он оставил любимых и друзей и уединился в до-

ме, который назвал Домом печалей, и стал там оплакивать своих детей,

расставшись с женами, друзьями и приятелями.

Вот что было с ним.

Что же касается аль-Амджада и аль-Асада, то они, не переставая, шли в

пустыне и питались злаками земли, а пили остатки дождей в течение целого

месяца, пока их путь не привел их к горе из черного кремня, неведомо где

кончавшейся. А дорога у этой горы разветвлялась: одна дорога рассекала

гору посредине, а другая шла на вершину ее. И братья пошли по дороге,

которая вела наверх, и шли по ней пять дней, но не видели ей конца, и их

охватила слабость от утомления, так как они не были приучены ходить по

горам или в другом месте.

И когда они потеряли надежду достичь конца этой горы, братья верну-

лись и пошли по дороге, которая проходила посреди горы

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести двадцать шестая ночь

Когда же настала двести двадцать шестая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что когда аль-Амджад и аль-Асад, дети Кама-

раз-Заман вернулись с дороги, шедшей по горе вверх, на ту дорогу, что

проходила посреди горы, они шли по ней весь этот день, до ночи. И

аль-Асад устал от долгой ходьбы и сказал своему брату: О брат мой, я не

могу больше идти, так как очень слаб , и аль-Амджад ответил: О брат

мой, укрепи свою душу: быть может, Аллах нам облегчит .

И они прошли некоторое время ночью, и мрак сгустился над ними, и

аль-Асад почувствовал сильную усталость, сильнее которой не бывает, и

сказал: О брат мой, я устал и утомился от ходьбы , и он бросился на

землю и заплакал. И брат его аль-Амджад понес его и то шел, неся своего

брата, то садился отдыхать, пока не наступило утро.

И тогда он поднялся с ним на гору, и они увидели там ручей текущей

воды, а подле него гранатовое дерево и михраб, и не верилось им, что они

это видят. А потом они сели у этого ручья, напились из него воды и поели

гранатов с того дерева и спали в этом месте, пока не взошло солнце.

Тогда они сели и умылись в ручье и поели тех гранатов, что росли на

дереве, и проспали до вечера, и хотели идти, но аль-Асад не мог идти, и

у него распухли ноги. И братья пробыли в этом месте три дня, пока не от-

дохнули, а затем они шли по горе в течение дней и ночей, идя по вершине

горы, и погибали, томясь жаждой.

Но, наконец, показался вдали город, и они обрадовались и продолжали

идти, пока не достигли города, а приблизившись к нему, они возблагодари-

ли Аллаха великого, и аль-Амджад сказал аль-Асаду: О брат мой, сядь

здесь, а я пойду и отправлюсь в город и посмотрю, что это за город и ко-

му он принадлежит и где мы находимся на обширной земле Аллаха. Мы узна-

ем, через какие мы прошли страны, пересекая эту гору: ведь если бы мы

шли вокруг ее подножия, мы бы не достигли этого города в целый год. Хва-

ла же Аллаху за благополучие . О брат мой, сказал аль-Асад, никто

не спустится и не войдет в этот город, кроме меня. Я выкуп за тебя, и,

если ты меня оставишь и сейчас спустишься и скроешься от меня, я буду

делать тысячу предположений и меня затопят мысли о тебе. Я не могу вы-

нести, чтобы ты от меня удалился . И аль Амджад сказал ему: Иди и не

задерживайся!

И аль-Асад спустился с горы, взяв с собой денег, и оставил брата ожи-

дать его. И он пошел и шел под горой, не переставая, пока не вошел в го-

род и не прошел по его переулкам. И по дороге его встретил один человек

- глубокий старец, далеко зашедший в годах, и борода спускалась ему на

грудь и была разделена на две части, а в руках у старика был посох, и

одет был старик в роскошную одежду, а на голове у него был большой крас-

ный тюрбан. И, увидев этого старика, аль-Асад подивился его одеянию и

облику и, подойдя к нему, приветствовал его и спросил: Где дорога на

рынок, о господин мой и когда старик услыхал его слова, он улыбнулся

ему в лицо и сказал:

О дитя мое, ты как будто чужеземец Да, я чужеземец , ответил

ему аль-Асад

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести двадцать седьмая ночь

Когда же настала двести двадцать седьмая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что старик, встретивший аль-Асада, улыбнулся

ему в лицо и сказал: О дитя мое, ты как будто чужеземец и аль-Асад

отвечал ему Да, я чужеземец . О дитя мое, сказал старик, ты воз-

веселил наши земли и заставил тосковать земли твоих родных. Чего же ты

хочешь на рынке О дядюшка, ответил аль-Асад, у меня есть брат,

которого я оставил на горе. Мы идем из далеких стран, и путешествию на-

шему уже три месяца, и когда мы подошли к этому городу, я оставил моего

старшего брага на горе и пришел сюда купить еды и еще кое-чего и вер-

нуться к брату, чтобы мы могли этим питаться .

И старик сказал ему: О дитя мое, радуйся полному благополучию и уз-

най, что я устроил пир и у меня много гостей и я собрал для пира самые

лучшие и прекрасные кушанья, которых желают души. Не хочешь ли ты отпра-

виться со мною в мое жилище Я дам тебе то, что ты хочешь, и не возьму

от тебя ничего и никакой платы и расскажу тебе о положении в этом горо-

де. Хвала Аллаху, о дитя мое, что я нашел тебя и никто тебя не нашел,

кроме меня . Совершай то, чего ты достоин, и поспеши, так как мой

брат меня ожидает и его ум целиком со мной , ответил аль-Асад.

И старик взял его за руку и повернул с ним в узкий переулок. И он

стал улыбаться в лицо аль-Асаду и говорил ему: Слава Аллаху, который

спас тебя от жителей этого города! и до тех пор шел с ним, пока не

вошел в просторный дом, где был зал.

И вдруг посреди нею оказалось сорок стариков, далеко зашедших в го-

дах, которые сидели все вместе, усевшись кружком, и посреди горел огонь,

и старики сидели вокруг огня и поклонялись ему, прославляя его.

И когда аль Асад увидел это, он оторопел и волосы на его теле подня-

лись, и не знал он, каково их дело, а старик закричал этим людям: О

старцы огня, сколь благословен Этот день! Потом он крикнул: Эй, Гад-

бан! и к нему вышел черный раб высокого роста, ужасный видом, с хму-

рым лицом и плоским носом. И старик сделал рабу знак, и тот повернул

аль-Асада к себе спиною и крепко связал его, а после этого старик сказал

рабу: Спустись с ним в ту комнату, которая под землею, и оставь его

там, и скажи такой-то невольнице, чтобы она его мучила и ночью и днем .

И раб взял аль-Асада и, отведя его в ту комнату, отдал его невольни-

це, и та стала его мучить и давала ему есть одну лепешку рано утром и

одну лепешку вечером, а пить кувшин соленой воды в обед и такой же ве-

чером. А старики сказали друг другу: Когда придет время праздника огня,

мы зарежем его на горе и принесем его в жертву огню .

Однажды невольница спустилась к нему и стала его больно бить, пока

кровь не потекла из его боков и он не потерял сознанье, а потом она пос-

тавила у него в головах лепешку и кувшин соленой воды и ушла и оставила

его. И аль Асад очнулся в полночь и нашел себя связанным и побитым, и

побои причиняли ему боль. И он горько заплакал и вспомнил свое прежнее

величие, и счастье, и власть, и господство, и разлуку с отцом и со своей

былой властью

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести двадцать восьмая ночь

Когда же настала двести двадцать восьмая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что аль-Асад увидел себя связанным и побитым, и

причиняли ему боль. И он вспомнил свое прежнее величие, и счастье, и

славу, и господство и заплакал и произнес, испуская вздохи, такие стихи:

Постой у следов жилья и там расспроси о нас

Не думай, что мы в жилье, как прежде, находимся

Теперь разлучитель рок заставил расстаться нас,

И души завистников о нас не злорадствуют.

Теперь меня мучает бичами презренная,

Что сердце свое ко мне враждою наполнила.

Но, может быть, нас Аллах с тобою сведет опять

И карой примерною врагов оттолкнет от нас .

И, окончив свои стихи, аль-Асад протянул руку и нашел у себя в голо-

вах лепешку и кувшин соленой воды. Он поел немного, чтобы заполнить пус-

тоту и удержать в себе дух, и выпил немного воды и до самого утра

бодрствовал из-за множества клопов и вшей.

А когда наступило утро, невольница спустилась к нему и переменила на

нем одежду, которая была залита кровью и прилипла к его коже, так что

кожа его слезла вместе с рубахой. И аль-Асад закричал и заохал и воск-

ликнул: О владыка, если это угодно тебе, то прибавь мне еще! О господи,

ты не пренебрежешь тем, кто жесток со мной, возьми же с него за меня

должное . И затем он испустил вздохи и произнес такие стихи:

К твоему суду терпелив я буду, о бог и рок,

Буду стоек я, коль угодно это, господь, тебе.

Я вытерплю, владыка мой, что суждено,

Я вытерплю, хоть ввергнут буду в огонь гада,

И враждебны были жестокие и злы ко мне,

Но, быть может, я получу взамен блага многие.

Не можешь ты, о владыка мой, пренебречь дурным,

У тебя ищу я прибежища, о господь судьбы!

И слова другого:

К делам ты всем повернись спиной,

И дела свои ты вручи судьбе.

Как много дел, гневящих нас,

Приятны нам впоследствии.

Часто тесное расширяется,

А просторный мир утесняется.

Что хочет, то и творит Аллах,

Не будь же ты ослушником.

Будь благу рад ты скорому

Забудешь все минувшее .

А когда он окончил свои стихи, невольница стала бить его, пока он не

потерял сознания, и бросила ему лепешку и оставила кувшин соленой воды и

ушла от него. И остался он одиноким, покинутым и печальным, и кровь тек-

ла из его боков, и он был заковал в железо и далек от любимых.

И, заплакав, он вспомнил своего брата и прежнее величие

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести двадцать девятая ночь

Когда же настала двести двадцать девятая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что альАсад вспомнил своего брата и прежнее

свое обличие и принялся стонать и жаловаться, и охать и плакать, и, про-

ливая слезы, произнес такие стихи:

Дай срок, судьба! Надолго ль зла и враждебна ты

И доколе близких приводишь ты и уводишь вновь

Не пришла ль пора тебе сжалиться над разлученным

И смягчиться, рок, хоть душа, как камень, крепка твоя

Огорчила ты мной любимого, тем обрадовав

Всех врагов моих, когда беды мне причинила ты,

И душа врагов исцелилась, как увидели,

Что в чужой стране я охвачен страстью, один совсем.

И мало им постигших меня горестей,

Отдаления от возлюбленных и очей больных,

Сверх того постигла тюрьма меня, где так тесно мне,

Где нет друга мне, кроме тех, кто в руки впивается,

И слез моих, что текут как дождь из облака,

И любовной жажды, огнем горящей, негаснущим.

И тоски, и страсти, и мыслей вечных о прошлых днях,

И стенания и печальных вздохов и горестных.

Я борюсь с тоской и печалями изводящими

И терзаюсь страстью, сажающей, поднимающей.

Не встретил я милосердого и мягкого,

Кто бы сжалился и привел ко мне непослушного.

Найдется ль друг мне верный, меня любящий,

Чтоб недугами и бессонницей был бы тронут он

Я бы сетовал на страдания и печаль ему,

Л глаза мои вечно бодрствуют и не знают сна.

И продлилась ночь с ее пытками, и, поистине,

На огне заботы я жарюсь ведь пламенеющей.

Клопы и блохи кровь мою всю выпили,

Как пьют вино из рук гибкого, чьи ярки уста.

А плоть моя, что покрыта вшами, напомнит вам

Деньги сироты в руках судей неправедных.

И в могиле я, шириной в три локтя, живу теперь,

То мне кровь пускают, то цепью тяжкой закован я,

И вино мне слезы, а цепь моя мне музыка,

На закуску мысли, а ложе мне огорчения .

А окончив свое стихотворение, нанизанное и рассыпанное, он стал сто-

нать и сетовать и вспомнил, каково было ему прежде и как постигла его

разлука с братом. И вот то, что было с ним.

Что же касается его брата аль-Амджада, то он прождал своего брата

аль-Асада до полудня, но тот не вернулся к нему, и тогда сердце аль-Амд-

жада затрепетало, и усилилась у него боль от разлуки, и он пролил

обильные слезы

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до двухсот тридцати

Когда же настала ночь, дополняющая до двухсот тридцати, она сказала:

Дошло до меня, о счастливый царь, что аль-Амджад прождал своего брата

аль-Асада до полудня, но тот не вернулся к нему, и сердце аль-Амджада

затрепетало, и усилилась боль от разлуки, и он пролил обильные слезы и

стал плакать и кричать: Увы, мой братец, увы, мой товарищ! О горе мне!

Как я страшился разлуки!

Потом он спустился с горы (а слезы текли у него по щекам) и вошел в

город, и шел по городу, пока не достиг рынка. И он спросил людей, как

называется этот город и кто его обитатели, и ему сказали: Этот город

называется Город магов, и жители его поклоняются огню вместо всесильного

владыки . А потом аль-Амджад спросил про Эбеповый город, и ему сказали:

От него до нас расстояние по суше год, а по морю шесть месяцев, и

царя его зовут Арманус, и теперь он сделался тестем одного султана и

поставил его на свое место, а того царя зовут Камар-азЗаман, и он спра-

ведлив, милостив и щедр, и честен .

Когда аль-Амджад услышал упоминание о своем отце, он стал плакать,

стонать и жаловаться и не знал, куда ему направиться. Он купил себе

кое-чего поесть и зашел в одно место, чтобы там укрыться, а затем сел и

хотел поесть, но, вспомнив своего брата, заплакал и поел через силу,

лишь столько, чтобы удержать в теле дух.

Затем он пошел бродить по городу, чтобы узнать, что случилось с его

братом, и увидал одного человека, мусульманина, портного в лавке. И он

сел возле портного и рассказал ему свою историю, и портной сказал: Если

он попал в руки кому-нибудь из магов, ты его вряд ли увидишь. Может

быть, Аллах сведет тебя с ним. Не хочешь ли, о брат мой, поселиться у

меня спросил он его потом. И аль-Амджад сказал: Хорошо! и порт-

ной обрадовался этому. И аль-Амджад провел у портного несколько дней, и

тот развлекал его и призывал к стойкости и учил его шить, пока юноша не

сделался искусным.

Однажды аль-Амджад вышел на берег моря и вымыл свою одежду и, сходив

в баню, надел чистое платье, а потом он вышел из бани и пошел гулять по

городу. И он встретил по дороге женщину, красивую и прелестную, стройную

и соразмерную, на редкость прекрасную, которой нет подобия по красоте.

И, увидав аль-Амджада, женщина подняла с лица покрывало и сделала ему

знак бровями и глазами, бросая на него влюбленные взоры, и произнесла

такие стихи:

Потупил я взор, увидев, что ты подходишь,

Как будто бы ты глаз солнца с небес, о стройный!

Поистине, ты прекраснее всех представших,

Вчера был хорош, сегодня еще ты лучше.

И если б красу на пять разделить, то взял бы

Иосиф себе лишь часть, да и ту не полной .

И когда аль-Амджад услышал речи женщины, его сердце возвеселилось

из-за нее, и члены его устремились к ней, и руки страстей стали играть с

ним, и он произнес, указывая на нее, такие стихи:

Перед розой щек, в защиту ей, терновый шип,

Так кто ж душе внушит своей сорвать его

Не протягивай к ней руки своей, надолго ведь

Разгорятся войны за то, что оком взглянули мы.

Скажи же той, кто, обида нас, соблазнила нас:

Будь ты праведной, ты б сильней еще соблазнила нас ,

Закрывая лик, ты сбиваешь нас лишь сильней с пути,

И считаю я, что с красой такой лучше лик открыть.

Ее лик, как солнце, не даст тебе на себя взирать;

Лишь одетое тонким облаком, оно явится.

Исхудавшие охраняются худобой своей,

Так спросите же охранявших стан, чего ищем мы.

Коль хотят они истребить меня, перестанут пусть

Быть врагами нам и оставят нас с этой женщиной.

Не сразить им нас, если выступят против нас они,

Как разят глаза девы с родинкой, коль пойдут на нас ,

Услышав от аль-Амджада это стихотворение, женщина испустила глубокие

вздохи и произнесла, указывая на него, такие стихи:

Стезею расставанья ты пошел, а не я пошла;

Любовь подари ты мне пришла пора верности,

О ты, что жемчужиной чела как заря блестишь

И ночь посылаешь нам с кудрей на висках твоих!

Ты образу идола заставил молиться нас,

Смутив им: уже давно ты смуту зажег во мне.

Не диво, что жар любви сжег сердце мое теперь

Огня лишь достоин тот, кто идолам молится,

Без денег подобных мне и даром ты продаешь,

Ух если продашь меня, так цену мою возьми ,

И когда аль-Амджад услышал от нее такие слова, он спросил ее: Ты ли

придешь ко мне, или я приду к тебе и женщина склонила от стыда голо-

ву к земле и прочитала слова его: Велик он! Мужчины да содержат женщин

на то, в чем Аллах дал им преимущество друг перед другом .

И аль-Амджад понял ее намек

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести тридцать первая ночь

Когда же настала двести тридцать первая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что альАмджад понял намек женщины и узнал, что

она хочет пойти с ним туда, куда он пойдет, и решил подыскать для женщи-

ны место, но ему было стыдно идти с ней к портному, своему хозяину.

И он пошел впереди, а она сзади, и он ходил с нею из переулка в пе-

реулок и из одного места в другое, пока женщина не устала и не спросила:

О господин, где твой дом Впереди, отвечал аль-Амджад, до него

осталось немного . И он свернул с нею в красивый переулок и прошел (а

женщина позади него) до конца переулка, и оказалось, что он не сквозной.

Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! воскликнул

альАмджад, а затем он повел глазами вокруг себя и увидел в конце переул-

ка большие ворота с двумя скамьями, но только ворота были заперты.

И аль-Амджад сел на одну из скамей, и женщина села на другую и спро-

сила: О господин мой, чего ты дожидаешься и аль-Амджад надолго

склонил голову к земле, а затем поднял голову и сказал: Я жду моего не-

вольника: ключ у него, и я сказал ему: Приготовь нам еду и питье и цве-

тов к вину, когда я выйду из бани . И он подумал про себя: Может быть,

ей не захочется долго ждать, и она уйдет своей дорогой и оставит меня в

этом месте, и я тоже уйду своей дорогой .

А когда время показалось женщине долгим, она сказала: О господин,

твой невольник заставил нас ждать, сидя в переулке , и подошла к двер-

ному засову с камнем. Не торопись, подожди, пока придет невольник!

сказал ей аль-Амджад, но она не стала слушать его слов и, ударив камнем

по засову, разбила его пополам и ворота распахнулись. И как это тебе

пришло в голову это сделать спросил ее аль-Амджад, а она воскликну-

ла: Ой, ой господин мой, а что же случилось Не твой ли это дом и не

твое ли жилище Да, отвечал аль-Амджад, но не нужно было ломать

засов .

И потом женщина вошла в дом, а аль-Амджад остался, растерянный, так

как он боялся хозяев дома, и не знал, что делать. Почему ты не входишь,

о свет моего глаза и последний вздох моего сердца спросила его жен-

щина, и аль-Амджад ответил: Слушаю и повинуюсь, но только невольник за-

держался, и я не знаю, сделал ли он что-нибудь из того, что я ему прика-

зал, или нет .

И он вошел с женщиной в дом, в величайшем страхе перед хозяевами жи-

лища. А войдя в дом, он увидел прекрасную комнату с четырьмя портиками,

расположенными друг против друга. И в комнате были чуланчики и скамейки,

устланные коврами из шелка и парчи, а посреди нее был драгоценный водо-

ем, по краям которого были расставлены подносы, украшенные камнями и

драгоценностями и наполненные плодами и цветами, а рядом с подносами бы-

ли сосуды для питья, и, кроме того, там был подсвечник со вставленной в

него свечой. И все помещение было полно дорогими материями, и там были

сундуки и кресла, и на каждом кресле был узел, а на узле мешок полный

дирхемов, золота и динаров, и дом свидетельство вал о благосостоянии его

владельца, так как пол в нем был выстлан мрамором.

И когда аль-Амджад увидел это, он пришел в замешательство и восклик-

нул про себя: Пропала моя душа! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к не-

му возвращаемся! А что до женщины, то, увидев это помещение, она обра-

довалась сильной радостью, больше которой не бывает, и сказала: Клянусь

Аллахом, о господин мой, твой невольник ничего не упустил: он вымел ком-

нату, сварил кушанье и приготовил плоды, и я пришла в самое лучшее вре-

мя . Но аль-Амджад не обратил на нее внимания, так как его сердце было

отвлечено страхом перед хозяевами дома. И женщина сказала ему: Ой, гос-

подин мой, сердце мое, чего ты так стоишь а затем она испустила крик

и дала аль-Амджаду поцелуй, щелкнувший, как разбиваемый орех, и сказала:

О господин мой, если ты условился с другой, то я выпрямлю спину и буду

ей служить .

И аль-Амджад засмеялся, хотя сердце его было полно гнева, а затем он

вошел и сел, отдуваясь и думая про себя: О злое убийство, что ждет ме-

ня, когда придет хозяин дома! И женщина села с ним рядом и стала играть

и смеяться, и аль-Амджад был озабочен и нахмурен и строил насчет себя

тысячу расчетов, думая: Хозяин дома обязательно придет, и что я ему

скажу Он обязательно убьет меня, без сомнения, и моя душа пропадет .

А женщина поднялась и, засучив рукава, взяла столик и накрыла его

скатертью и уставила кушаньями и стала есть и сказала аль-Амджаду: Ешь,

о господин мой! И аль-Амджад подошел, чтобы поесть, но еда не была ему

приятна, и он поглядывал в сторону двери, пока женщина не поела досыта.

И она убрала столик и, подав блюдо с плодами, принялась закусывать, а

затем подала напитки и, открыв кувшин, наполнила кубок и протянула его

альАмджаду. И аль-Амджад взял кубок, говоря про себя: Увы, увы мне,

когда хозяин этого дома придет и увидит меня!

И глаза его были устремлены в сторону входа, и кубок был у него в ру-

ке, и когда он так сидел, вдруг пришел хозяин дома. А это был мамлюк

[252], один из вельмож в городе, он был конюшим у паря, и эта комната

была приготовлена им для удовольствия, чтобы его грудь там расправлялась

и он мог бы уединяться в ней с кем хотел. А в этот день он послал к од-

ному из своих возлюбленных, чтобы тот пришел к нему, и приготовил для

него это помещение. И звали этого мамлюка Бахадур, и был он щедр на ру-

ку, раздавал милостыню и оказывал благодеяния. И когда он подошел близ-

ко

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести тридцать вторая ночь

Когда же настала двести тридцать вторая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что когда Бахадур, хозяин дома, конюший, подо-

шел к воротам дома и увидел, что ворота открыты, он стал входить понем-

ногу-понемногу и, вытянув голову, посмотрел и увидел аль-Амджада и жен-

щину, и перед ними блюдо с плодами и кувшины, я аль-Амджад в ту минуту

держал кубок, а глаза его были направлены к двери. И когда глаза

аль-Амджада встретились с глазами хозяина дома, его лицо пожелтело, и у

него Задрожали поджилки, а Бахадур, увидев, что он пожелтел и изменился

в лице, сделал ему знак, приложив ко рту палец, что значило: Молчи и

подойди ко мне!

И аль-Амджад выпустил из руки кубок и поднялся, а женщина спросила

его: Куда и он покачал головой и сделал ей знак, что идет отлить

воду, а потом он вышел в проход, босой, и, увидав Бахадура, понял, что

это хозяин дома. И он поспешил к нему и поцеловал ему руки и воскликнул:

Ради Аллаха, господин мой, прежде чем причинить мне вред, выслушай, что

я скажу . И затем он рассказал ему свою историю, с начала до конца, и

сообщил, почему он покинул свою землю и царство, и сказал, что он вошел

в дом не по своей воле, но что эта женщина сломала засов и открыла воро-

та и совершила все эти поступки.

И когда Бахадур услышал слова аль-Амджада и узнал о том, что с ним

случилось и что он царский сын, он почувствовал к нему влечение и пожа-

лел его и сказал: Выслушай, о Амджад, мои слова и повинуйся мне, и тог-

да я ручаюсь за твою безопасность от того, чего ты боишься, а если ты

меня не послушаешься, я убью тебя . Приказывай мне, что хочешь, я не

ослушаюсь тебя никогда, так как я отпущенник твоего великодушия , от-

ветил ему аль-Амджад. И Бахадур сказал: Войди сейчас в дом и садись на

то место, где ты был, и успокойся, а я войду к тебе (а зовут меня Баха-

дур), и когда я войду к тебе, начни меня ругать и кричать на меня и ска-

жи: Почему ты задержался до этого времени и не принимай от меня оп-

равданий, но побей меня, а если ты меня пожалеешь, я лишу тебя жизни.

Входи же и веселись, и все, что ты ни потребуешь, ты тотчас же найдешь

перед собой готовым. Проведи эту ночь, как ты любишь, а завтра отправ-

ляйся своей дорогой; все это я делаю из уважения к тому, что ты на чуж-

бине, ибо я люблю чужеземцев и обязан оказывать им почет .

И аль-Амджад поцеловал Бахадуру руки и вошел, и лицо его облачилось в

румянец и белизну, и, едва войдя, он сказал женщине: О госпожа моя, ты

развеселила мое обиталище, и это благословенная ночь . А женщина ответи-

ла: Поистине, удивительно, что ты теперь проявил ко мне дружбу!

Клянусь Аллахом, о госпожа, сказал аль-Амджад, я думал, что мой не-

вольник Бахадур взял у меня драгоценные ожерелья, каждое ожерелье ценою

в десять тысяч динаров, а сейчас я вышел, раздумывая об Этом, и стал ис-

кать и нашел их на месте. Я не знаю, почему мой невольник задержался до

сего времени, и обязательно нужно будет его наказать .

И женщина успокоилась после слов аль-Амджада, и они стали играть,

пить и веселиться, и наслаждались, пока не приблизился закат солнца. И

тогда к ним вошел Бахадур (а он переменил на себе одежду и подпоясался и

надел на ноги туфли, как обычно для невольников) и, поздоровавшись, по-

целовал землю и заложил руки за спину, понурив голову, как тот, кто

признает свою вину. И альАмджад взглянул на него гневным взором и ска-

зал: О сквернейший из невольников, почему ты опоздал а Бахадур от-

ветил: О господин мой, я был занят стиркой платья и не знал, что ты

здесь, так как мы сговорились с тобою встретиться вечером, а не днем . И

аль-Амджад закричал на него и сказал: Ты лжешь, о сквернейший из не-

вольников, клянусь Аллахом, я обязательно тебя побью!

И он поднялся и, разложив Бахадура на полу, взял палку и стал осто-

рожно бить его, но тут женщина встала, вырвала палку из его рук и приня-

лась жестоко бить Бахадура, так что тому стало больно от побоев и у него

потекли слезы. И он начал звать на помощь, скрипя зубами, а аль-Амджад

кричал женщине: Не надо! но та говорила: Дай мне утолить мой гнев

на него! Потом альАмджад выхватил палку из рук женщины и оттолкнул ее,

а Бахадур поднялся, утер с лица слезы и почтительно простоял некоторое

время перед ними обоими, а затем он вытер в комнате пол и зажег свечи.

И всякий раз, как Бахадур входил или выходил, женщина принималась ру-

гать и проклинать его, а аль-Амджад сердился на нее и говорил: Заклинаю

тебя Аллахом вели-

ким, оставь моего невольника он к этому не приучен .

И они все время пили и ели, а Бахадур им прислуживал

до полуночи, пока не устал от службы и побоев.

И он заснул посреди комнаты и стал храпеть и хрипеть, а женщина напи-

лась пьяная и сказала аль-Амджаду: Встань, возьми этот меч, что висит

там, и отруби голову твоему невольнику, а если ты этого не сделаешь, я

устрою так, что погибнет твоя душа . И что это тебе вздумалось уби-

вать моего невольника спросил аль-Амджад, и женщина воскликнула:

Удовольствие не будет полным, если я не убью его, и если ты не вста-

нешь, встану я и убью его . Заклинаю тебя Аллахом, не делай этого ,

сказал аль-Амджад, но женщина воскликнула: Этого не миновать!

И, взяв меч, она обнажила его и собралась было убить Бахадура. И

аль-Амджад сказал про себя: Этот человек сделал нам добро и защитил нас

и был с нами милостив и сделал себя моим невольником; как же мы воздадим

ему убийством Не бывать этому никогда! Если ты считаешь, что смерть

моего невольника неизбежна, то я имею больше права убить его, чем ты ,

сказал он женщине, а затем он взял меч у нее из рук и, подняв меч, уда-

рил женщину по шее и отмахнул ей голову от тела.

И голова ее упала на хозяина дома, и тот проснулся и сел и открыл

глаза и увидел, что аль-Амджад стоит и меч в его руке окрашен кровью.

Потом он взглянул на девушку и, увидев, что она убита, спросил про нее

аль-Амджада, и тот повторил ему ее историю и сказал: Она отвергла все,

кроме твоего убийства, и вот воздаяние ей . И Бахадур поднялся и поцело-

вал аль-Амджада в голову и сказал: О господин, что, если бы ты простил

ее! Теперь остается только одно: сейчас же вынести ее, пока не пришло

утро .

И Бахадур подпоясался и, взяв труп женщины, завернул в халат, положил

в корзину и понес. Ты чужеземец и никого не знаешь, сказал он

аль-Амджаду, сиди же на месте и жди меня до зари. Если я вернусь, то

непременно сделаю тебе много добра и постараюсь выяснить, что случилось

с твоим братом, а если солнце взойдет и я не вернусь к тебе, то знай,

что со мною кончено. Мир тебе, и этот дом тогда твой, и тебе принадлежит

все, какое есть в нем имущество и материи .

Потом Бахадур понес корзину и вышел из дома. Он прошел с корзиной по

рынкам и направился с нею по дороге к соленому морю, чтобы бросить ее

туда, и, подойдя уже близко к морю, он обернулся и увидел, что вали

стражники окружили его. И, узнав Бахадура, они удивились, а открыв кор-

зину, увидели в ней убитую, и тогда они схватили Бахадура и всю ночь

продержали его в железных цепях, до утра.

А потом они отвели его к царю, вместе с корзиной, которая была все в

том же виде, и осведомили его, в чем дело, и, увидав это, царь очень

рассердился и воскликнул:

Горе тебе, ты постоянно так делаешь, убиваешь людей и кидаешь их в

море и забираешь все их имущество. Сколько ты уже совершил убийств

раньше этого! И Бахадур опустил голову

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести тридцать третья ночь

Когда же настала двести тридцать третья ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что Бахадур опустил голову перед царем, и царь

закричал на него и спросил: Горе тебе, кто убил эту женщину О гос-

подин мой, отвечал Бахадур, я убил ее, и нет мощи и силы, кроме как

у Аллаха, высокого, великого! И царь рассердился на него и велел его

повесить, и палач увел его, так как царь приказал ему это, и вали пошел

вместе с глашатаем, который кричал в переулках города, чтобы выходили

смотреть на Бахадура, царского конюшего, и его водили по переулкам и

рынкам.

Вот что было с Бахадуром. Что же касается аль-Амджада, то, когда нас-

тупил день и поднялось солнце, а Бахадур не вернулся к нему, он восклик-

нул: Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Посмот-

реть бы, что с ним сделалось и что случилось И когда он так размышлял,

вдруг закричал глашатай, чтобы выходили смотреть на Бахадура (а его ве-

шали среди дня), и, услышав Это, аль Амджад заплакал и воскликнул: По-

истине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Он захотел погубить

себя без вины, из-за меня, а ведь это я убил ее. Клянусь Аллахом, не бы-

вать этому никогда

И он вышел из дома и запер его и шел по городу, пока не пришел к Ба-

хадуру. И тогда он остановился перед вали и сказал ему. О господин, не

убивай Бахадура, он невинен. Клянусь Аллахом, никто не убивал ее, кро-

ме меня И, услышав его слова, вали взял его вместе с Бахадуром и отвел

обоих к царю и осведомил его о том, что он слышал от аль Амджада. Царь

посмотрел на аль Амджада и спросил его: Это ты убил женщину И аль

Амджад ответил Да! а царь сказал ему. Расскажи мне, по какой причи-

не ты убил ее, и говори правду . О царь, сказал аль-Амджад, со

мной случилась удивительная история и диковинное дело, и будь оно напи-

сано иглами в уголках глаз, оно было бы назиданием для поучающихся .

А затем он рассказал царю свою историю и поведал ему, что случилось с

ним и с его братом, от начала до конца. И царь пришел от этого в крайнее

изумление и сказал ему: Знай, я понял, что тебя можно простить. Не хо-

чешь ли ты, о юноша, быть у меня везирем И аль-Амджад отвечал: Слушаю

и повинуюсь! и царь наградил его дорогими одеждами и подарил ему кра-

сивый дом и слуг и челядь и пожаловал ему все, в чем он нуждался, и наз-

начил ему выдачи и жалованье, и велел ему расследовать, что с его братом

аль-Асадом.

И аль-Амджад сел на место везиря и творил справедливый суд, и назна-

чал, и отставлял, и давал, и отбирал, и он послал по улицам города гла-

шатая, чтобы тот кричал о его брате аль Асаде, и глашатай несколько дней

кричал на площадях и рынках, но не услышал вести об аль-Асаде и не напал

на его след.

Вот что было с аль-Амджадом.

Что же касается аль-Асада, то маги все время пытали его, ночью и

днем, вечером и утром, в течение целого года, пока не приблизился празд-

ник магов. И тогда маг Бахрам собрался в путешествие и снарядил ко-

рабль

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести тридцать четвертая ночь

Когда же настала двести тридцать четвертая ночь, она сказала: Дошло

до меня, о счастливый царь, что когда маг Бахрам снарядил корабль для

путешествия, он взял аль-Асада, положил его в сундук и запер его в нем и

понес его на корабль. А в ту минуту, когда Бахрам переносил сундук, в

котором был аль-Асад, аль-Амджад, по предопределенной судьбе, стоял и

смотрел на море. И он увидел вещи, которые переносили на корабль, и душа

его затрепетала, и он велел своим слугам подать ему коня и выехал с тол-

пою своих людей и отправился к морю.

И он остановился перед кораблем мага и велел тем, кто был с ним,

взойти на корабль и обыскать его, и его люди взошли на корабль и обыска-

ли его целиком, но ничего не нашли на нем. И они пришли и осведомили об

Этом аль-Амджада, и тот сел на коня и повернул назад, направляясь домой,

и когда он прибыл в свое жилище и вошел во дворец, его сердце сжалось. И

он окинул дом глазами и увидал там две строки, написанные на стене, и

это было такое двустишие:

Любимые, коль скрылись вы из глаз моих,

То из сердца вы и души моей не скроетесь.

Но оставили за собой меня вы измученным,

И, у глаз моих отнявши сон, заснули вы.

И, прочитав эти стихи, аль-Амджад вспомнил своего брата и заплакал, и

вот что было с ним.

Что же касается Бахрама-мага, то, взойдя на корабль, он заорал и зак-

ричал на матросов, чтобы поскорее распускали паруса. И они распустили

паруса и поехали и ехали непрерывно в течение дней и ночей. А через каж-

дые два дня Бахрам вынимал из сундука аль-Асада и давал ему поесть нем-

ного пищи и выпить немного воды. И они приблизились к Горе огня, и тут

на них подул ветер, и море взволновалось, и корабль сбился с пути, и они

пошли не по своей дороге и переехали в другое море.

Так они достигли города, построенного на берегу моря, и там была кре-

пость с окнами, выходившими на море, а управляла этим городом женщина,

которую звали царица Марджана. И капитан сказал Бахраму: О господин, мы

сбились с дороги, и нам обязательно нужно пристать к этому городу, чтобы

отдохнуть, а после этого Аллах сделает, что хочет . И Бахрам отвечал:

Прекрасно то, что ты решил, и как ты решишь, так и сделай . Когда

царица пришлет спросить о нас, каков будет наш ответ спросил капи-

тан, и Бахрам ответил: У меня этот мусульманин, который с нами; мы оде-

нем его в одежду невольников и выведем его вместе с нами, и когда царица

увидит его, она подумает и спросит: Это невольник и я скажу ей: Я

продавец невольников и торгую ими. У меня было много невольников, и я

продал их, и остался только Этот невольник . Это прекрасные речи ,

отвечал капитан.

И потом они подплыли к городу, спустили паруса и укрепили якоря, и

корабль остановился, и вдруг царица Марджана выехала к ним со своим

войском и остановилась подле корабля и крикнула капитана. И капитан под-

нялся к ней и поцеловал землю меж ее руками, а царица спросила его: Что

у тебя на этом корабле и кто есть с тобою О царица времени, отве-

чал капитан, со мною один торговец, который продает невольников , и

царица крикнула: Ко мне его!

И вот Бахрам вышел к ней, а аль-Асад был с ним я шел сзади, в обличье

невольника, и, подойдя к царице, Бахрам поцеловал землю и остановился

перед ней. Каково твое дело спросила его царица, и он ответил: Я

торговец рабами . И царица взглянула на аль-Асада и подумала, что это

невольник. Как твое имя спросила она его.

И аль-Асада задушил плач, и он ответил: Мое имя альАсад .

И сердце царицы устремилось к юноше, и она спросила: Умеешь ли ты

писать и аль-Асад ответил: Да!

И тогда царица подала ему чернильницу, калам и бумагу и сказала: На-

пиши что-нибудь, а я посмотрю , и альАсад написал такие два стиха:

Что может придумать муж, раз вечно течет судьба

Враждебно к нему во всем скажи, о смотрящий,

Бросает она его в пучину, связав его,

И молвит: Смотри, смотри, в воде не промокни ,

И когда царица прочитала бумажку, она пожалела альАсада и сказала

Бахраму: Продай мне этого невольника , но тот отвечал: О госпожа, мне

невозможно его продать, так как я продал всех моих невольников и у меня

остался только этот . Тогда царица Марджана воскликнула: Его непременно

надо у тебя взять, либо купить, либо отобрать как подарок! Я его не

продам и не подарю! сказал Бахрам. Но царица взяла аль-Асада за руку

и увела его и поднялась с ним в крепость и послала сказать Бахраму: Ес-

ли ты не отчалишь сегодня ночью от нашего города, я возьму все твое дос-

тояние и разобью твой корабль .

И когда это послание прибыло к Бахраму, он очень огорчился и восклик-

нул: Поистине, это нехорошее путешествие! Потом он поднялся и снаря-

дился и взял всего, что ему было нужно, и стал ожидать, когда придет

ночь, чтобы уехать, и сказал матросам: Приготовьтесь и наполните бурдю-

ки водой, и в конце ночи мы двинемся . Рассказ об аль-Амджаде и аль-Аса-

де

И матросы стали делать свои дела, ожидая ночи, и ночь

пришла, и вот что было с матросами.

Что же касается царицы Марджаны, то она взяла аль-Асада и, приведя

его в крепость, отворила окна, выходившие на море, и велела невольницам

принести кушаний. И они принесли им кушаний, и оба поели, а затем царица

велела подать вино

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести тридцать пятая ночь

Когда же настала двести тридцать пятая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что царица Марджана велела невольницам подать

вино, и они его подали, и царица стала пить вместе с альАсадом. И Аллах

- велик он и славен! закинул ей в сердце любовь к Аль-Асаду, и она

принялась наполнять кубки и поить его, пока не исчез его разум. И

аль-Асад поднялся, желая исполнить нужду, и вышел из комнаты и, увидав

открытую дверь, прошел в нее и пошел дальше, и путь привел его к большо-

му саду, где были всякие плоды и цветы. И аль-Асад сел под дерево и ис-

полнил свою нужду, а потом он подошел к водоему, бывшему в саду, и опро-

кинулся навзничь (а одежда на нем была развязана), и его ударило возду-

хом, и он заснул, и пришла к нему ночь.

Вот что было с аль-Асадом. Что же касается Бахрама, то, когда насту-

пила ночь, он крикнул матросам на корабле: Распускайте паруса и пое-

дем! а матросы ответили: Слушаем и повинуемся, но только подожди,

пока мы наполним наши бурдюки, и тогда мы отчалим .

И затем матросы вышли с бурдюками, чтобы их наполнить, и обошли вок-

руг крепости, но увидели только стены, окружающие сад. И они взобрались

на стены и спустились в сад я пошли по следам чьих-то ног, ведшим к во-

доему, и, придя сюда, они увидали аль-Асада, опрокинувшегося навзничь. И

матросы узнали его и обрадовались, и взяли юношу, наполнив сначала свои

бурдюки, и соскочили со стены, поспешно принесли его к Бахраму и сказа-

ли: Радуйся достижению желаемого и исцелению души. Твой барабан засту-

чал, и твоя флейта засвистела: Пленника, которого царица Марджана на-

сильно отняла у тебя, мы нашли и принесли с собой . [253]

И потом они бросили аль-Асада перед Бахрамом, и, когда Бахрам увидал

юношу, его сердце улетело от радости, и его грудь расширилась и распра-

вилась. И он наградил матросов и велел им поскорее распускать паруса, и

они распустили паруса и поехали, направляясь к Горе огня, и ехали непре-

рывно до утра.

Вот что было с ними. Что же касается царицы Марджаны, то, когда

аль-Асад ушел от нее, она прождала его некоторое время, но он не возвра-

щался. И она стала его искать, но не нашла и следа его. И тогда царица

зажгла свечи и велела невольницам искать юношу, а потом она сама вышла

и, увидав, что сад открыт, поняла, что альАсад вошел туда. И она пошла в

сад и нашла возле водоема сандалию аль-Асада. После этого она обошла

весь сад, разыскивая юношу, но ничего о нем не узнала. И царица искала

его во всех углах сада до утра, а потом она спросила про корабль, и ей

сказали, что он ушел в первую треть ночи. И царица поняла, что моряки

взяли аль-Асада с собою, и разгневалась, и ей стало тяжело.

И она велела тотчас же снарядить десять больших кораблей и приготови-

лась к войне и взошла на один из десяти кораблей, и с нею вместе сели на

корабли невольники и невольницы, и воины были снаряжены и надели прек-

расное оружие и военные доспехи. И распустили паруса, и царица сказала

капитанам: Если вы нагоните корабль того мага, у меня будут для вас по-

четные одежды и деньги, а если не нагоните, я перебью вас до последне-

го .

И моряков охватил страх и великая надежда. И они проплыли на кораблях

этот день, и эту ночь, и второй день, и третий день, а на четвертый день

они завидели корабль Бахрама-мага, и день еще не закончился, как корабли

окружили и обступили корабль мага.

А Бахрам в это время вывел аль-Асада и принялся его бить и пытать, а

аль-Асад призывал на помощь и в защиту, но не нашел среди людей ни по-

мощника, ни защитника, и сильные побои причиняли ему боль. И когда маг

пытал его, он вдруг бросил взгляд и увидел, что корабли обступили его

корабль и окружили его, как белое в глазу окружает черное, и понял он,

что несомненно погибнет. И Бахрам вздохнул и воскликнул: Горе тебе, о

Асад, все это из-за твоей головы! а затем он взял его за руку и ве-

лел своим людям бросить его в море и воскликнул: Клянусь Аллахом, я

непременно убью тебя раньше, чем умру!

И тогда аль-Асада подняли за ноги и за руки и бросили посреди моря.

Но Аллах велик он и славен! пожелал его спасти и не дал окончиться

его сроку, и допустил он, чтобы аль-Асад нырнул и вынырнул, и юноша до

тех пор бил руками и ногами, пока Аллах не облегчил его участь и не при-

шел к нему на помощь. И аль-Асада ударила волна и унесла его далеко от

корабля мага и прибила к берегу, и юноша вышел, не веря в свое спасение,

а оказавшись на берегу, он снял с себя одежду и выжал ее и разостлал и

сел голый, плача о том, что с ним сталось, и о случившихся с ним

бедствиях: побоях, пленении и изгнании. И он произнес такое двустишие:

О боже, стойкость кончилась и хитрость:

Стеснилась стойкость, и порвалась веревка!

Кому же бедным жаловаться, кроме

Владыки, о властителей властитель

А окончив стихи, он поднялся и надел свою одежду, не зная, куда идти

и куда направиться. И стал он питаться злаками земли и плодами деревьев,

а пил воду из ручьев, и он шел ночью и днем, пока не приблизился к како-

му-то городу. И аль-Асад обрадовался и ускорил шаг, и когда он подошел к

городу, его застиг вечер

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести тридцать шестая ночь

Когда же настала двести тридцать шестая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что когда аль-Асад подошел к городу, его застиг

вечер и ворота города были уже заперты. И по воле судьбы и рока случи-

лось так, что это был тот город, где аль-Асад был в плену, а брат его

альАмджад был там везирем у царя этого города. И, увидав, что город за-

перт, аль-Асад пошел по направлению к кладбищу, в сторону гробниц. Дойдя

до кладбища, он увидел гробницу без дверей и вошел в нее и лег там, зак-

рыв лицо полой.

А Бахрам-маг, когда царица Марджана подплыла к нему на кораблях, раз-

бил их своим коварством и колдовством и благополучно повернул к своему

городу и в тот же час и минуту поплыл, радостный. И, плывя мимо кладби-

ща, он сошел с корабля, по воле судьбы и рока, и прошелся среди могил, и

увидел, что гробница, в которой лежал аль-Асад, открыта. И он удивился и

воскликнул: Обязательно загляну в эту гробницу! и заглянул туда и

увидал рядом с гробницей аль-Асада, который спал, закрыв голову полой.

И Бахрам посмотрел ему в лицо и узнал его и воскликнул: Разве ты до

сих пор жив И затем он взял его и унес к себе домой, а у него в доме

был под землей подвал, приготовленный для того, чтобы пытать мусульман.

И была у него дочка по имени Бустан. И Бахрам наложил аль-Асаду на ноги

тяжелые оковы и посадил его в этот подвал, поручив своей дочери пытать

его ночью и днем, пока он не умрет, а затем он больно побил юношу и за-

пер его в подвале и отдал ключи своей дочери.

И дочь его, Бустан, отперла подвал и спустилась туда, чтобы побить

аль-Асада, и увидела она, что это юноша с изящными чертами, сладостный

видом, с бровями, как лук, и черными зрачками, и любовь к нему запала ей

в сердце, и она спросила юношу: Как твое имя Мое имя аль-Асад ,

ответил он, и Бустан воскликнула: Да будешь ты счастлив, и да будут

счастливы твои дни! Ты не Заслуживаешь пыток и побоев, и я знаю, что ты

обижен .

И она принялась развлекать его словами и расковала его цепи, а затем

она стала расспрашивать его о вере ислама, и аль-Асад рассказал ей, что

это вера истинная и прямая и что господин наш Мухаммед творец блестя-

щих чудес [254] и явных знамений, а что огонь приносит вред, но не пользу.

И он принялся рассказывать ей об исламе и его основах, и девушка подчи-

нилась ему, и любовь к вере вошла ей в сердце, и Аллах великий пропитал

ее душу любовью к аль-Асаду.

И девушка произнесла оба исповедания и была причислена к людям

счастья, и стала она кормить аль-Асада и поить его и разговаривала с

ним, и они молились вместе. И девушка готовила ему отвары из куриц, пока

он не окреп и не прошли его болезни и он не стал снова таким же здоро-

вым, как был, и вот что случилось у него с дочерью Бахрама-мага.

Однажды дочь Бахрама вышла от аль-Асада и встала у ворот и вдруг слы-

шит, глашатай кричит: Всякий, у кого находится красивый юноша такого-то

и такого-то вида и кто объявит о нем, получит все деньги, какие потребу-

ет, а всякий, кто держит его у себя и отречется от этого, будет повешен

на воротах своего дома и его имущество будет разграблено и кровь его

прольется безнаказанно .

А раньше аль-Асад рассказал Бустан, дочери Бахрама, обо всем, что с

ним случилось, и, услышав слова глашатая, Бустан поняла, что аль-Асад и

есть тот, кого ищут. И она вошла к нему и рассказала ему, в чем дело, и

аль-Асад вышел и направился к дому везиря, и, увидев везиря, он восклик-

нул: Клянусь Аллахом, этот везирь мой брат альАмджад!

И затем он вошел, и женщина вошла за ним во дворец, и, увидев своего

брата аль-Амджада, аль-Асад бросился к нему, и туг аль-Амджад узнал сво-

его брата и тоже бросился к нему, и они обнялись, и мамлюки окружили их,

сойдя со своих коней, и аль-Асад с аль-Амджадом обеспамятели на некото-

рое время. А когда они очнулись от обморока, аль-Амджад взял аль-Асада и

поднялся с ним к султану и рассказал ему историю своего брата, и султан

велел разграбить дом Бахрама

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести тридцать седьмая ночь

Когда же настала двести тридцать седьмая ночь, она сказала: Дошло до

меня, о счастливый царь, что султан приказал аль-Амджаду разграбить дом

Бахрама и повесить его семью, и везирь послал для этого людей, которые

отправились к дому Бахрама и разграбили его. И они привели его дочь к

везирю, и тот проявил к ней уважение. И аль-Асад поведал своему брату

обо всех пытках, которые ему пришлось вынести, и о том, какие милости

оказала ему дочь Бахрама, и аль-Амджад проявил к ней еще большее уваже-

ние. Затем аль-Амджад рассказал аль-Асаду обо всем, что произошло у него

с той женщиной и как он избавился от повешения и стал везирем, а после

этого каждый из них принялся жаловаться другому на то, что испытал,

расставшись с братом.

И затем султан велел привести мага и приказал отрубить ему голову, и

Бахрам спросил: О величайший царь, твердо ли ты решил убить меня

Да , отвечал царь. И Бахрам сказал: Подожди со мною немного, о

царь! и после этого он склонил голову к земле, а затем поднял ее и

произнес исповедание веры и принял ислам при содействии султана, и все

обрадовались, что он принял ислам.

Потом аль-Амджад и аль-Асад рассказали Бахраму обо всем, что с ними

случилось, и тот изумился и воскликнул: О господа мои, собирайтесь в

путешествие, и я поеду с ваий . И братья обрадовались этому и тому, что

Бахрам принял ислам, и заплакали сильным плачем. О господа мои, ска-

зал им Бахрам, не плачьте: в конце концов вы нашли друг друга и соеди-

нились, как соединились Нима и Нум . А что случилось с Нимой и Нум

- спросили Бахрама.