Загадали мне загадку: «Без рук, без топоренка построена избенка». Что такое?

 Оказывается, — птичье гнездо.

 Поглядел я, — верно! Вот сорочье гнездо: как из бревен, все из сучьев сложено, пол глиной вымазан, соломкой устлан, посередке вход; крыша из веток. Чем не избенка? А топора сорока никогда и в лапках не держала.

 Крепко тут пожалел я птицу: трудно, ох как трудно, поди, им, горемычным, свои жилища без рук, без топоренка строить! Стал я думать: как тут быть, как их горю пособить?

 Рук им не приделаешь.

 А вот топор… Топоренок для них достать можно.

 Достал я топоренок, побежал в сад.

 Глядь, — козодой-полуночник на земле между кочек сидит. Я к нему:

 — Козодой, козодой, трудно тебе гнезда вить без рук, без топоренка?

 — А я и не вью гнезда! — говорит козодой. — Глянь, где яйца высиживаю.

 Вспорхнул козодой, — а под ним ямка между кочек. А в ямке два красивых мраморных яичка лежат.

 «Ну, — думаю про себя, — этому ни рук, ни топоренка не надо. Сумел и без них устроиться».

 Побежал дальше.

 Выбежал на речку. Глядь, там по веткам, по кусточкам ремез-синичка скачет, — тоненьким своим носиком с ивы пух собирает.

 — На что тебе пух, ремез? — спрашиваю.

 — Гнездо из него делаю, — говорит. — Гнездо у меня пуховое, мягкое, — что твоя варежка.

 «Ну, — думаю про себя, — этому топоренок тоже ни к чему — пух собирать…»

 Побежал дальше.

 Прибежал к дому. Глядь, под коньком ласточка-касаточка хлопочет — гнездышко лепит. Носиком глинку приминает, носиком ее на речке колупает, носиком носит.

 «Ну, — думаю, — и тут мой топоренок ни при чем. И показывать его не стоит».

 Побежал дальше.

 Прибежал в рощу. Глядь, там на елке певчего дрозда гнездо. Загляденье, что за гнездышко: снаружи все зеленым мхом украшено, внутри — как чашечка гладкое.

 — Ты как такое себе гнездышко смастерил? — спрашиваю. — Ты чем его внутри так хорошо отделал?

 — Лапками да носом мастерил, — отвечает певчий дрозд. — Внутри все цементом обмазал из древесной трухи со слюнкой со своей.

 «Ну, — думаю, — опять я не туда попал. Надо таких искать птиц, что плотничают».

 И слышу: «Ту-тук-тук-тук! Тук-тук-тук-тук!» — из лесу.

 Я туда. А там дятел.

 Сидит на березе и плотничает, дупло себе делает — детей выводить.

 Я к нему:

 — Дятел, дятел, стой носом тукать! Давно, поди, голова разболелась. Гляди, какой я тебе инструмент принес: настоящий топоренок!

 Поглядел дятел на топоренок и говорит:

 — Спасибо, только мне твой инструмент ни к чему. Мне и так плотничать ладно: лапками держусь, на хвост обопрусь, пополам согнусь, головой размахнусь, — носом ка-ак стукну! Только щепки летят да труха!

 Смутил меня дятел: птицы-то, видно, все — мастера без топора.

 Тут увидел я гнездо орла. Большущая куча столстых сучьев на самой высокой сосне в лесу.

 «Вот, — думаю, кому топор-то нужен: сучья рубить!»

 Подбежал к той сосне, кричу:

 — Орел, орел! А я тебе топоренок принес!

 Рознял орел крылья и клекочет:

 — Вот спасибо, парнишка! Кинь свой топоренок в кучу. Я сучков на него еще навалю — прочная будет постройка, доброе гнездо.