Чик был молодой красноголовый воробей. Когда ему исполнился год от рождения, он женился на Чирике и решил зажить своим домком.

 — Чик, — сказала Чирика на воробьином языке, — Чик, а где же мы устроим себе гнездо? Ведь все дупла в нашем саду уже заняты.

 — Эка штука! — ответил Чик, тоже, конечно, по-воробьиному. — Ну, выгоним соседей из дому и зай-мём их дупло.

 Он очень любил драться и обрадовался такому удобному случаю показать Чирике свою удаль. И, раньше чем робкая Чирика успела его остановить, он сорвался с ветки и помчался к большой рябине с дуплом. Там жил его сосед такой же молодой воробей, как Чик.

 Хозяина около дома не было.

 «Заберусь в дупло, — решил Чик, — а когда прилетит хозяин, буду кричать, что он хочет отбить у меня дом. Слетятся старики — и вот зададим соседу!»

 Он и забыл совсем, что сосед женат и жена его уже пятый день мастерит гнездо в дупле.

 Только Чик просунул в дырку голову, — рраз! — кто-то больно щёлкнул его по носу. Пискнул Чик и отскочил от дупла. А сзади уже мчался на него сосед.

 С криком сшиблись они в воздухе, упали на землю, сцепились и покатились в канаву.

 Чик дрался на славу, и соседу его приходилось уже плохо. Но на шум драки со всего сада слетелись старики воробьи. Они сейчас же разобрали, кто прав, кто виноват, и задали Чику такую встрёпку, что он не помнил, как и вырвался от них.

 В себя пришёл Чик в каких-то кустах, где прежде ему никогда не случалось бывать. Все косточки у него ныли.

 Рядом с ним сидела перепуганная Чирика.

 — Чик! — сказала она так грустно, что он, верно бы, расплакался, если б только воробьи умели плакать. — Чик, мы теперь никогда больше не вернёмся в родной сад! Где мы выведем теперь детей?

 Чик и сам понимал, что ему нельзя больше попадаться на глаза старикам воробьям: они забьют его насмерть. Всё-таки он не хотел показать Чирике, что трусит. Поправил клювом свои растрёпанные пёрышки, немножко отдышался и сказал беспечно:

 — Эка штука! Найдём себе другое место, ещё получше.

 И они отправились куда глаза глядят — искать себе новое место для житья.

 Только вылетели они из кустов, как очутились на берегу весёлой голубой реки. За рекой поднималась высокая-высокая гора из красной глины и песка. Под самой вершиной обрыва виднелось множество дырок и норок. У больших дырок сидели парочками галки и рыжие соколки-пустельги; из маленьких норок то и дело вылетали быстрые ласточки-береговушки. Целая стая их лёгкой тучкой носилась над обрывом.

 — Смотри, как у них весело! — сказала Чирика. — Давай и мы устроим себе гнездо на Красной горке.

 Чик с опаской поглядел на соколков и галок. Он думал: «Хорошо береговушкам: они сами копают себе норки в песке. А мне чужое гнездо отбивать?» И снова у него заныли сразу все косточки.

 — Нет, — сказал он, — тут мне не нравится: такой шум, прямо оглохнуть можно.

 И они полетели дальше. Дальше была роща, а за рощей — домик с дощатым сараем.

 Чик и Чирика опустились на крышу сарая. Чик сразу заметил, что тут нет ни воробьёв, ни ласточек.

 — Вот где житьё-то! — радостно сказал он Чирике. — Гляди, сколько разбросано по двору зерна и крошек. Мы будем тут одни и никого к себе не пустим.

 — Чш! — шикнула Чирика. — Смотри, какое страшилище там, на крыльце.

 И правда: на крыльце спал толстый Рыжий Кот.

 — Эка штука! — храбро сказал Чик. — Что он нам сделает? Гляди, вот как я его сейчас!..

 Он слетел с крыши и так стремительно понёсся на Кота, что Чирика даже вскрикнула.

 Но Чик ловко подхватил у Кота из-под носа хлебную крошку и — раз-раз! опять уже был на крыше.

 Кот даже не шевельнулся, только приоткрыл один глаз и зорко поглядел на забияку.

 — Видела? — хвастал Чик. — А ты боишься!

 Чирика не стала с ним спорить, и оба принялись искать удобное место для гнезда.

 Выбрали широкую щель под крышей сарая. Сюда принялись они таскать сначала солому, потом конский волос, пух и перья.

 Не прошло и недели, как Чирика положила в гнездо первое яичко — маленькое, всё в розовато-бурых пестринках. Чик был так рад ему, что сложил даже песенку в честь своей жены и самого себя:

 

 Чирик, Чик-чик,

 Чирик, Чик-чик,

 Чики-чики-чики-чики,

 Чики, Чик, Чирик!

 

 Песенка эта решительно ничего не значила, зато её так удобно было распевать, прыгая по забору.

 Когда в гнезде стало шесть яичек. Чирика села их высиживать.

 Чик полетел собирать для неё червячков и мух, потому что теперь её надо было кормить нежной пищей. Он замешкался немного, и Чирике захотелось поглядеть, где он.

 Только она высунула нос из щели, как с крыши протянулась за ней рыжая лапа с растопыренными когтями. Рванулась Чирика — и целый пучок перьев оставила в когтях у Кота. Ещё чуть-чуть — и была бы её песенка спета.

 Кот проводил её глазами, запустил в щель лапу и выволок разом всё гнездо целый ком соломы, перьев и пуха. Напрасно кричала Чирика, напрасно подоспевший Чик смело кидался на Кота, — никто не пришёл им на помощь. Рыжий разбойник преспокойно съел все шесть их драгоценных яичек. Ветер поднял пустое лёгкое гнездо и скинул его с крыши на землю.

 В тот же день воробьи навсегда покинули сарай и переселились в рощу, подальше от Рыжего Кота.

 В роще им скоро посчастливилось найти свободное дупло. Они снова принялись таскать солому и целую неделю трудились, строили гнездо.

 В соседях у них жили толстоклювый и франтоватый Щегол со Щеглихой, пёстрые Мухолов с Мухоловкой. У каждой пары был свой дом, пищи хватало всем, но Чик успел уже подраться с соседями — просто так, чтобы показать им, какой он храбрый и сильный.

 Только Зяблик оказался посильней его и хорошо потрепал забияку. Тогда Чик стал осторожней. Он уже не лез в драку, а только топорщил перья и задиристо чирикал, когда мимо пролетал кто-нибудь из соседей. За это соседи на него не сердились: они и сами любили похвастать перед другими своей силой и удалью.

 Жили спокойно, пока вдруг не стряслась беда.

 Первый поднял тревогу Зяблик. Он жил дальше других от воробьёв, но Чик услышал его громкое тревожное: рюм-пиньк-пиньк! рюм-пиньк-пиньк!

 — Скорей, скорей! — крикнул Чик Чирике. — Слышишь: Зяблик запинькал опасность!

 И правда: кто-то страшный к ним приближался. После Зяблика закричал Щегол, а там и Пестрый Мухолов. Мухолов жил всего за четыре дерева от воробьёв. Если уж он увидел врага, — значит, враг был совсем близко.

 Чирика вылетела из дупла и села на ветку рядом с Чиком. Соседи предупредили их об опасности, и они приготовились встретить её лицом к лицу.

 В кустах мелькнула пушистая рыжая шерсть, и лютый враг их — Кот — вышел на открытое место. Он видел, что соседи уже выдали его воробьям и ему теперь не поймать Чирику в гнезде. Он злился.

 Вдруг кончик его хвоста зашевелился в траве, глаза прищурились: Кот увидел дупло. Что же, ведь и полдюжины воробьиных яиц — неплохой завтрак. И Кот облизнулся. Он вскарабкался на дерево и запустил в дупло лапу.

 Чик и Чирика подняли крик на всю рощу. Но и тут никто не пришёл к ним на помощь. Соседи сидели по своим местам и громко кричали от страха. Каждая пара боялась за свой дом.

 Кот зацепил когтями гнездо и вытащил его из дупла.

 Но в этот раз он пришёл слишком рано: яиц в гнезде не оказалось, сколько он ни искал.

 Тогда он кинул гнездо и сам спустился на землю. Воробьи провожали его криком.

 У самых кустов Кот остановился и обернулся к ним с таким видом, точно хотел сказать:

 «Погодите, миленькие, погодите! Никуда вы от меня не денетесь! Устраивайте себе новое гнездо, где хотите, выводите птенцов, а я приду и слопаю их, да и вас заодно».

 И он так грозно фыркнул, что Чирика вздрогнула от страха.

 Кот ушёл, а Чик с Чирикой остались горевать у разорённого гнезда. Наконец Чирика сказала:

 — Чик, ведь через несколько дней у меня непременно будет новое яичко. Летим скорей, найдём себе местечко где-нибудь за рекой. Там уж Кот не достанет нас.

 Она и не знала, что через реку есть мост и что Кот частенько хаживает по этому мосту. Чик этого тоже не знал.

 — Летим, — согласился он. И они полетели.

 Скоро очутились они под самой Красной горкой.

 — К нам, к нам летите! — кричали им береговушки на своём, на ласточкином языке. — У нас на Красной горке житьё дружное, весёлое.

 — Да, — крикнул им Чик, — а сами драться будете!

 — Зачем нам драться? — отвечали береговушки. — У нас над рекой мошек на всех хватает, у нас на Красной горке пустых норок много — выбирай любую.

 — А пустельги? А галки? — не унимался Чик.

 — Пустельги ловят себе в полях кузнечиков и мышей. Нас они не трогают. Мы все в дружбе.

 И Чирика сказала:

 — Летали мы с тобой, Чик, летали, а краше этого места не видели. Давай тут жить.

 — Что ж, — сдался Чик, — раз норки у них есть свободные и драться никто не будет, можно попробовать.

 Подлетели они к горе, и верно: ни пустельги их не тронули, ни галки.

 Стали норку себе по вкусу выбирать: чтобы и не очень глубокая была, и вход пошире. Нашлись такие две рядом.

 В одной они гнездо выстроили и Чирика высиживать села, в другой Чик ночевал.

 У береговушек, у галок, у соколков — у всех давно уже вывелись птенцы. Одна Чирика терпеливо сидела в тёмной своей норке. Чик с утра до ночи таскал ей туда еду.

 Прошло две недели. Рыжий Кот не показывался. Воробьи уж и забыли о нём.

 Чик с нетерпением ждал птенцов. Каждый раз, как притаскивал он Чирике червяка или муху, он спрашивал её:

 — Тукают?

 — Нет ещё, не тукают.

 — А скоро будут?

 — Скоро, скоро, — терпеливо отвечала Чирика.

 Однажды утром Чирика позвала его из норки:

 — Лети скорей: один тукнул! Чик сейчас же примчался в гнездо. Тут он услышал, как в одном яйце птенчик чуть слышно тукал в скорлупу слабым клювиком. Чирика осторожно помогла ему: надломила скорлупку в разных местах.

 Прошло несколько минут, и птенчик показался из яйца — крошечный, голый, слепой. На тоненькой-тоненькой шейке моталась большая голая голова.

 — Да какой он смешной! — удивился Чик.

 — Совсем не смешной! — обиделась Чирика. — Очень хорошенький птенчик. А тебе нечего тут делать, бери вот скорлупки да закинь их куда-нибудь подальше от гнезда.

 Пока Чик относил скорлупки, выклевался второй птенчик и начал постукивать третий.

 Вот тут-то и началась тревога на Красной горке.

 Из своей норки воробьи услышали, как пронзительно вдруг закричали ласточки.

 Чик выскочил наружу и сейчас же вер-нулся с известием, что Рыжий Кот карабкается по обрыву.

 — Он видел меня! — кричал Чик. — Он сейчас будет здесь и вытащит нас вместе с птенцами. Скорей, скорей летим прочь отсюда!

 — Нет, — грустно ответила Чирика. — Никуда я не полечу от маленьких моих птенчиков. Пусть будет, что будет.

 И сколько ни звал Чик, она и с места не тронулась.

 Тогда Чик вылетел из норки и стал, как сумасшедший, кидаться на Кота. А Кот лез и лез по обрыву. Тучей вились над ним ласточки, с криком летели на выручку к ним галки и пу-стельги.

 Кот быстро вскарабкался наверх и уцепился лапой за край норки. Теперь ему оставалось только просунуть другую лапу за гнездом и вытащить его вместе с Чирикой, птенцами и яйцами.

 Но в эту минуту одна пустельга клюнула его в хвост, другая — в голову и две галки ударили в спину.

 Кот зашипел от боли, повернулся и хотел схватить птиц передними лапами. Но птицы увернулись, и он кубарем покатился вниз. Ему не за что было уцепиться: песок сыпался вместе с ним, и чем дальше, тем скорей, чем дальше, тем скорей…

 Птицам стало уже не видно, где Кот: с обрыва неслось только облако красной пыли. Плюх! — и облако остановилось над водой. Когда оно рассеялось, птицы увидели мокрую кошачью голову посредине реки, а сзади поспевал Чик и клевал Кота в затылок.

 Кот переплыл реку и выбрался на берег. Чик и тут от него не отстал. Кот был так напуган, что не посмел схватить его, задрал мокрый хвост и галопом помчался домой.

 С той поры ни разу не видели на Красной горке Рыжего Кота.

 Чирика спокойно вывела шестерых птенцов, а немного погодя и ещё шестерых, и все они остались жить в свободных ласточкиных гнёздах.

 А Чик перестал задирать соседей и крепко подружился с ласточками.