От осенних дождей разлилась вода в запруде.

 По вечерам прилетали дикие утки. Мельникова дочка Анютка любила слушать, как они плещутся и возятся в темноте.

 Мельник часто уходил на охоту по вечерам.

 Анютке было очень скучно сидеть одной в избе.

 Она выходила на плотину, звала: «Уть-уть, уть!» — и бросала хлебные крошки в воду.

 Только утки не плыли к ней. Они боялись Анютки и улетали с запруды, свистя крыльями.

 Это огорчало Анютку.

 «Не любят меня птицы, — думала она. — Не верят мне».

 Сама Анютка очень любила птиц. Мельник не держал ни кур, ни уток. Анютке хотелось приручить хоть какую-нибудь дикую птицу.

 

 * * *

 

 Раз поздним осенним вечером мельник вернулся с охоты. Он поставил ружьё в угол и сбросил с плеч мешок.

 Анютка кинулась разбирать дичь.

 Большой мешок был набит стреляными утками разных пород. Анютка всех их умела различать по величине и блестящим зеркальцам на крыльях.

 В мешке были крупные кряковые утки с фиолетово-синими зеркальцами. Были маленькие чирки-свистунки с зелёными зеркальцами и трескунки — с серыми.

 Анютка одну за другой вынимала их из мешка, считала и раскладывала на лавке.

 — Сколько насчитала? — спросил мельник, принимаясь за похлёбку.

 — Четырнадцать, — сказала Анютка. — Да там будто ещё одна есть!

 Анютка запустила руку в мешок и вытащила последнюю утку. Птица неожиданно вырвалась у неё из рук и быстро заковыляла под лавку, волоча разбитое крыло.

 — Живая! — вскричала Анютка.

 — Давай её сюда, — велел мельник. — Я ей живо шею сверну.

 — Тятенька, отдай утку мне, — попросила Анютка.

 — На что она тебе? — удивился мельник.

 — А я её вылечу.

 — Да это ж дикая! Она не станет жить у тебя.

 Пристала Анютка: отдай да отдай, — и выпросила утку.

 Стала кряква жить в запруде. Анютка привязала её за ногу к кусту. Хочет утка — в воде плавает, захочет — на берег выйдет. А больное крыло Анютка ей чистой тряпочкой перевязала.

 Подошла зима. По ночам воду стало затягивать ледком. Дикие утки больше не прилетали на запруду: улетели на юг.

 Анюткина кряква стала тосковать и мёрзнуть под кустом.

 Анютка взяла её в избу. Тряпочка, которой Анютка перевязала утке крыло, приросла к кости да так и осталась. И на левом крыле кряквы теперь было не синее с фиолетовым отливом зеркальце, а белая тряпочка. Так Анютка и назвала свою утку: Белое Зеркальце.

 Белое Зеркальце больше не дичилась Анютки. Она позволяла девочке гладить её и брать на руки, шла на зов и брала еду прямо из рук. Анютка очень была довольна. Ей не было теперь скучно, когда отец уходил из дому.

 

 * * *

 

 Весной, как только растаял лёд на реке, прилетели дикие утки.

 Анютка опять привязала Белое Зеркальце на длинную верёвку и пустила в запруду. Белое Зеркальце верёвку стала щипать клювом, кричала и рвалась улететь с дикими утками.

 Анютке стало жалко её. Но жалко было и расставаться с ней. Однако Анютка рассудила так: «Что ж силком её держать? Крыло у ней зажило, весна, она хочет детей выводить. А вспомнит меня, так вернётся».

 И отпустила Белое Зеркальце на все четыре стороны. А отцу сказала:

 — Ты, как будешь уток бить, зорко гляди, не мелькнёт ли на крыле белая тряпочка. Не застрели Белое Зеркальце!

 Мельник только руками всплеснул:

 — Ну, хозяйка! Сама своё хозяйство разоряет. А я думал: вот съезжу в город, селезня куплю, — Анюткина утка детей нам выведет.

 Смутилась Анютка.

 — Ты ничего мне про селезня не говорил. Да ведь, может, не поживётся Белому Зеркальцу на воле, так она ещё назад воротится.

 — Дура ты, дура, Анютка! Где ж это видано, чтобы дикая птица назад в неволю ворочалась? Как волка ни корми, он всё в лес смотрит. Попадёт теперь твоя утка ястребу в когти — и поминай как звали!

 

 * * *

 

 Тепло прибывало быстро. Река разлилась, затопила кусты на берегу. Полилась вода дальше, затопила лес.

 Уткам плохо пришлось в тот год: пора нестись, а земля вся в воде негде гнезда выстроить.

 Зато Анютке весело: лодка есть — плыви куда хочешь.

 Поплыла Анютка в лес. Увидела в лесу старое дуплистое дерево. Стукнула веслом по стволу, а из дупла кряковая утка — шасть! — и прямо на воду у самой лодки. Повернулась боком. Анютка глядит — и глазам не верит: на крыле белая тряпочка! Хоть грязная стала, а всё заметна.

 — Уть, уть! — кричит Анютка. — Белое Зеркальце!

 А утка от неё. Плещется в воде, словно подшибленная.

 Анютка за ней на лодке. Гналась-гналась — уж из лесу выбралась. Тут Белое Зеркальце поднялась на крылья жива, здоровёшенька — и назад в лес.

 «Хитришь ты! — думает Анютка. — Да меня не проведёшь: ведь это ты от гнезда меня отводишь!»

 Вернулась назад, разыскала старое дерево.

 Заглянула в дупло, — а там, на донышке, двенадцать продолговатых яиц зеленоватого цвета.

 «Ишь хитрая! — думает Анютка. — Ведь вот где догадалась гнездо устроить, чтобы водой не достало!»

 Вернулась Анютка домой, отцу рассказала, что Белое Зеркальце в лесу видела, а про дупло — молчок. Побоялась, как бы мельник гнезда не разорил.

 Скоро вода спала.

 Анютка приметила, что Белое Зеркальце в полдень летает на реку кормиться. Тепло в этот час, и яйца в гнезде не стынут.

 Чтобы не пугать даром птицу в гнезде, Анютка забегала прежде на реку. Знала уж, где в камышах любила кормиться Белое Зеркальце. Уверится, что утка здесь, и бежит в лес глядеть, — не вывелись ли в дупле утята?

 Раз Анютка только высмотрела на воде Белое Зеркальце, — вдруг мчится по воздуху большой серый ястреб — и прямо на утку.

 Вскрикнула Анютка, да уж поздно: ястреб впился когтями в спину Белому Зеркальцу.

 «Пропала моя уточка!» — думает Анютка.

 А Белое Зеркальце нырк под воду и ястреба за собой потащила.

 Ястреб окунулся с головой. Видит — дело плохо: не совладать ему под водой с уткой. Разжал когти и улетел.

 Анютка так и ахнула:

 — Ну умница! Что за умница! Из ястребиных когтей вырвалась!

 

 * * *

 

 Ещё прошло несколько дней.

 Прибежала Анютка на реку, — нет Белого Зеркальца!

 Спряталась в кусты, набралась терпенья — ждёт.

 Наконец летит утка из лесу; в лапах у неё жёлтенький комок. Спустилась на воду.

 Глядит Анютка: рядом с Белым Зеркальцем пушистый жёлтенький утёнок плавает.

 «Вывелись утятки! — обрадовалась Анютка. — Теперь Белое Зеркальце всех из дупла на речку перетаскает!»

 Так и есть: утка поднялась и полетела в лес за другим птенцом.

 Анютка всё сидит под кустом, — ждёт, что дальше будет.

 Вылетела из лесу ворона. Летит, по сторонам поглядывает, — где бы чего на обед промыслить?

 Заметила у берега утёнка — стрелой к нему. Раз, раз! — клювом по голове, убила, разорвала на куски и съела.

 Анютка остолбенела — и крикнуть не догадается. Ворона опять в лес — и спряталась на дереве.

 А Белое Зеркальце летит уж со вторым утёнком.

 Спустила его на реку, ищет первого, крячет — зовёт. Нет нигде!

 Плавала-плавала, все камыши обшарила, — нашла только пух. Поднялась на крылья и помчалась в лес.

 «Ах, глупая! — думает Анютка. — Опять ведь ворона прилетит, твоего утёнка разорвёт».

 Не успела подумать, глядит: утка круг дала, подлетела из-за кустов назад к реке, шмыгнула в камыш — и спряталась там.

 Через минуту летит ворона из лесу — и прямо к утёнку.

 Тюк носом! — и давай рвать.

 Тут Белое Зеркальце выскочила из камыша, коршуном налетела на ворону, схватила за горло и тащит под воду.

 Закружились, заплескали птицы крыльями по воде — только брызги летят во все стороны!

 Анютка выскочила из-под куста, глядь: Белое Зеркальце в лес улетает, а ворона мёртвая на воде лежит.

 Долго не уходила Анютка с реки в тот день. Видела, как Белое Зеркальце остальных десять утят в камыш перетаскала.

 Успокоилась Анютка:

 «Теперь, — думает, — не боюсь я за Белое Зеркальце: она и за себя постоять умеет, и детей своих в обиду не даст».

 

 * * *

 

 Пришёл август месяц.

 С утра на реке палили охотники: начиналась охота на уток.

 Весь день Анютка не находила себе места: «А ну, как убьют охотники Белое Зеркальце?»

 С темнотой палить перестали.

 Анютка забралась на сеновал спать.

 Только заснула, вдруг голоса на дворе.

 — Кто тут? — мельник кричит из избы.

 — Охотники! — отвечают.

 — Чего вам?

 — Пусти на сеновале переночевать!

 — Ночуйте, пожалуй. Да смотрите, как бы огня не заронить в сено!

 — Не бойсь, некурящие!

 Заскрипели двери сарая, и охотники полезли на сено.

 Анютка забилась в угол, сама слушает.

 — Здорово набили! — говорит один охотник. — У тебя сколько?

 — Шесть штук, — отвечает другой. — Все шлепунцы.

 — У меня восемь. Одну было матку чуть не стукнул. Собака нашла выводку. Матка поднялась, гляжу: что-то будто белое у неё на крыле, вроде бы тряпочка. Рот разинул, да и прозевал. Двух молодых собака задавила с этой выводки. Айда утром опять на то место: матку убьём — шлепунцы все наши будут!

 — Ладно, пойдём.

 Лежит Анютка в сене ни жива ни мертва. Думает:

 «Так и есть! Нашли охотники Белое Зеркальце с утятами. Как быть?»

 Решила Анютка ночь не спать, а чуть свет бежать на реку, — не дать охотникам Белое Зеркальце убить.

 Полночи ворочалась, сон от себя гнала.

 А под утро сама не заметила, как заснула.

 Просыпается, а уж на реке палят.

 — Нет больше моего Белого Зеркальца! Убили тебя охотники!

 Идёт к реке, ничего перед собой не видит: слезы свет застилают. Дошла до плотины, думает:

 «Вот тут моя уточка плавала. И зачем я её отпустила?»

 Глянула на воду, — а по воде Белое Зеркальце плывёт и восемь утяток за собой ведёт.

 Анютка: «Уть, уть, уть!»

 А Белое Зеркальце: «Ваак! Ваак!» — и прямо к ней.

 Палят на реке охотники. А утка с утятами у самой мельницы плавает. Анютка хлеб крошит, в воду им бросает.

 Так и осталась Белое Зеркальце жить у Анютки в запруде. Поняла, видно, что Анютка в обиду её не даст.

 Потом птенцы подросли, летать выучились, разбрелись по всей речке.

 Тогда и Белое Зеркальце с запруды улетела.

 А на следующий год, только вывела жёлтеньких утят, сейчас привела их в запруду — и к Анютке.

 Теперь уже все охотники кругом Белое Зеркальце знают, не трогают её и зовут Анюткиной уткой.