Один человек больше всего на свете любил охоту. С рассвета до заката пропадал
он в лесу, в самых глухих уголках, сплетая из жердей ловушки для птиц, роя
волчьи ямы, расставляя западни и капканы.
И вот как-то раз, когда он, взобравшись на самую верхушку дерева, подстерегал
дичь, из чащи выскочило стадо кабанов. Охотник прицелился и метким выстрелом
уложил сразу троих. Но в ту минуту, когда он, в восторге от своей удачи,
стал слезать с дерева, издали послышался громкий свист. Охотник вздрогнул
и замер на своем настиле из веток, испуганно вглядываясь в темную лесную
глубину Да, сомнений быть не могло: то приближался Каипора, главный леший
окрестных лесов,- видно, желал взглянуть хозяйским глазом на свое кабанье
стадо
Все ближе и ближе слышался свист, и уже не только свист, а еще и топот копыт
и треск валежника. И вот наконец чаща раздвинулась, и охотник увидел Каипору.
Он был маленький, жилистый, черный, как черт, мохнатый, как обезьяна, и
ехал верхом на тощем черном кабане. В правой руке он держал длинную железную
рогатину, а левая рука его и вовсе не была видна, как. впрочем, и весь левый
бок виден он был только наполовину, словно другая его половина растаяла
в сонном, жарком, сыром воздухе леса. Вонзая острые пятки в бока поджарого
кабана, он скакал по своей вотчине с гиканьем и свистом, протыкая рогатиной
воздух, поднимая такой шум, что хоть святых вон выноси, и выкрикивая гнусавым
голосом охотничий клич:
Эге-ге! Эге-ге! Эге-ге!
Наткнувшись на убитых кабанов, распростертых на земле, он стал с силой тыкать
в них своей рогатиной, приговаривая:
Вставайте, вставайте, бездельники! Не время спать! И убитые кабаны вскочили
как ни в чем не бывало и убежали ворча. Только последний, самый большой
кабан никак не хотел вставать Каипора пришел в бешенство: он тыкал непокорного
с такой силой, колол с таким остервенением, что даже сломал один рог своей
рогатины. Тут только большой кабан поднялся, словно нехотя, и, встряхнувшись,
поскакал вслед за остальными. Каипора закричал ему вслед:
Нежности какие! Ну погоди, я тебя проучу! Теперь из-за тебя придется завтра
идти к кузнецу чинить рогатину !
И, пустив вскачь своего сухопарого кабана, Каипора умчался, оглашая чащу
гнусавым криком:
Эге-ге! Эге-ге! Эге-ге!
Долго еще сидел охотник на дереве. Когда ни крика, ни топота уже не было
слышно и вокруг стояла полная тишина, он слез с дерева и не чуя под собою
ног побежал домой.
На следующее утро, ранехонько, зашел он в гости к кузнецу. Ну, поговорили
о том о сем, а тем временем солнце уже встало высоко на небе. Тут-то и постучался
в двери кузницы невысокий кряжистый индеец в кожаной шляпе, нахлобученной
на глаза. Вошел и говорит кузнецу:
Добрый день, хозяин. Не можешь ли починить вот эту рогатину Только поживей,
а то я уж больно спешу
Эх, добрый человек,- отвечает кузнец,- поживей-то никак нельзя, потому
как жар в горне раздувать некому. Мехи-то у меня с утра как неживые.
А наш охотник как взглянул на индейца, так сразу признал в нем вчерашнего
знакомого и подумал, что Каипора затем, верно, и переменил свое обличье,
чтоб пойти к кузнецу чинить рогатину, которую сломал вчера о бока большого
кабана. Ну, погоди подумал охотник и вскочил с места со
словами:
Я раздую горн, мастер.
Нешто умеешь спросил кузнец.
А попробую. Пожалуй, тут особой-то учености не требуется,- сказал охотник.
Кузнец разжег горн и велел охотнику взяться за мехи. Охотник приналег на
мехи и стал раздувать, но только тихо так: р-раз- два-а; р-раз- два-а- три-и-и,-
напевая в такт песенку:
Кто бродит по лесу,
Насмотрится чуда
Индеец глядел-глядел, а потом подошел, оттолкнул охотника, да и говорит:
Пусти-ка, ты не умеешь! Дай-ка я!
И как нажмет на мехи, да и пошел быстро-быстро: раз два три; раз два
три А сам напевает:
Кто бродит по лесу,
Насмотрится чуда
Насмотрится чуда,
Но только об этом
Ни слова покуда!..
Тут наш охотник стал пятиться к двери, выскользнул тихонько на улицу, да
и давай бог ноги! С тех пор он никогда уже не убивал кабанов и если что
в лесу увидит, то уж держит язык за зубами.
