Когда репетиция хора мальчиков окончилась, учитель пения Борис Сергеевич сказал:

 — Ну-ка, расскажите, кто из вас что подарил маме на Восьмое марта? Ну-ка ты, Денис, докладывай.

 — Я маме на Восьмое марта подарил подушечку для иголок. Красивую. На лягушку похожа. Три дня шил, все пальцы исколол. Я две такие сшил.

 А Мишка добавил:

 — Мы все по две сшили. Одну — маме, а другую — Раисе Ивановне.

 — Это почему же все? — спросил Борис Сергеевич. — Вы что, так сговорились, чтобы всем шить одно и то же?

 — Да нет, — сказал Валерка, — это у нас в кружке «Умелые руки» — мы подушечки проходим. Сперва проходили чертиков, а теперь подушечки.

 — Каких еще чертиков? — удивился Борис Сергеевич.

 Я сказал:

 — Пластилиновых! Наши руководители Володя и Толя из восьмого класса полгода с нами чертиков проходили. Как придут, так сейчас: «Лепите чертиков!» Ну, мы лепим, а они в шахматы играют.

 — С ума сойти, — сказал Борис Сергеевич. — Подушечки! Придется разобраться! Стойте! — И он вдруг весело рассмеялся. — А сколько у вас мальчишек в первом «В»?

 — Пятнадцать, — сказал Мишка, — а девочек — двадцать пять.

 Тут Борис Сергеевич прямо покатился со смеху.

 А я сказал:

 — У нас в стране вообще женского населения больше, чем мужского.

 Но Борис Сергеевич отмахнулся от меня.

 — Я не про то. Просто интересно посмотреть, как Раиса Ивановна получает пятнадцать подушечек в подарок! Ну ладно, слушайте: кто из вас собирается поздравить своих мам с Первым мая?

 Тут пришла наша очередь смеяться. Я сказал:

 — Вы, Борис Сергеевич, наверное, шутите, не хватало еще и на май поздравлять.

 — А вот и неправильно, именно что необходимо поздравить с маем своих мам. А это некрасиво: только раз в году поздравлять. А если каждый праздник поздравлять — это будет по-рыцарски. Ну кто знает, что такое рыцарь?

 Я сказал:

 — Он на лошади и в железном костюме.

 Борис Сергеевич кивнул.

 — Да, так было давно. И вы, когда подрастете, прочтете много книжек про рыцарей, но и сейчас, если про кого говорят, что он рыцарь, то это, значит, имеется в виду благородный, самоотверженный и великодушный человек. И я думаю, что каждый пионер должен обязательно быть рыцарем. Поднимите руки, кто здесь рыцарь?

 Мы все подняли руки.

 — Я так и знал, — сказал Борис Сергеевич, — идите, рыцари!

 Мы пошли по домам. А по дороге Мишка сказал:

 — Ладно уж, я маме конфет куплю, у меня деньги есть.

 И вот я пришел домой, а дома никого нету. И меня даже досада взяла. Вот в кои-то веки захотел быть рыцарем, так денег нет! А тут, как назло, прибежал Мишка, в руках нарядная коробочка с надписью: «Первое мая». Мишка говорит:

 — Готово, теперь я рыцарь за двадцать две копейки. А ты что сидишь?

 — Мишка, ты рыцарь? — сказал я.

 — Рыцарь, — говорит Мишка.

 — Тогда дай взаймы.

 Мишка огорчился:

 — Я все истратил до копейки.

 — Что же делать?

 — Поискать, — говорит Мишка, — ведь двадцать копеек — маленькая монетка, может, куда завалилась хоть одна, давай поищем.

 И мы всю комнату облазили — и за диваном, и под шкафом, и я все туфли мамины перетряхнул, и даже в пудре у нее пальцем поковырял. Нету нигде.

 Вдруг Мишка раскрыл буфет:

 — Стой, а это что такое?

 — Где? — говорю я. — Ах, это бутылки. Ты что, не видишь? Здесь два вина: в одной бутылке — черное, а в другой — желтое. Это для гостей, к нам завтра гости придут.

 Мишка говорит:

 — Эх, пришли бы ваши гости вчера, и были бы у тебя деньги.

 — Это как?

 — А бутылки, — говорит Мишка, — да за пустые бутылки деньги дают. На углу. Называется «Прием стеклотары»!

 — Что же ты раньше молчал! Сейчас мы это дело уладим. Давай банку из-под компота, вон на окне стоит.

 Мишка протянул мне банку, а я открыл бутылку и вылил черновато-красное вино в банку.

 — Правильно, — сказал Мишка. — Что ему сделается?..

 — Ну конечно, — сказал я. — А куда вторую?

 — Да сюда же, — говорит Мишка, — не все равно? И это вино, и то вино.

 — Ну да, — сказал я. — Если бы одно было вино, а другое керосин, тогда нельзя, а так, пожалуйста, еще лучше. Держи банку.

 И мы вылили туда и вторую бутылку.

 Я сказал:

 — Ставь ее на окно! Так. Прикрой блюдечком, а теперь бежим!

 И мы припустились. За эти две бутылки нам дали двадцать четыре копейки. И я купил маме конфет. Мне еще две копейки сдачи дали. Я пришел домой веселый, потому что я стал рыцарем, и, как только мама с папой пришли, я сказал:

 — Мам, я теперь рыцарь. Нас Борис Сергеевич научил!

 Мама сказала:

 — Ну-ка расскажи!

 Я рассказал, что завтра я маме сделаю сюрприз. Мама сказала:

 — А где же ты денег достал?

 — Я, мам, пустую посуду сдал. Вот две копейки сдачи.

 Тут папа сказал:

 — Молодец! Давай-ка мне две копейки на автомат!

 Мы сели обедать. Потом папа откинулся на спинку стула и улыбнулся:

 — Компотику бы.

 — Извини, я сегодня не успела, — сказала мама.

 Но папа подмигнул мне:

 — А это что? Я давно уже заметил.

 И он подошел к окну, снял блюдечко и хлебнул прямо из банки. Но тут что было! Бедный папа кашлял так, как будто он выпил стакан гвоздей. Он закричал не своим голосом:

 — Что это такое? Что это за отрава?!

 Я сказал:

 — Папа, не пугайся! Это не отрава. Это два твоих вина!

 Тут папа немножко пошатнулся и побледнел.

 — Какие два вина?! — закричал он громче прежнего.

 — Черное и желтое, — сказал я, — что стояли в буфете. Ты, главное, не пугайся.

 Папа побежал к буфету и распахнул дверцу. Потом он заморгал глазами и стал растирать себе грудь. Он смотрел на меня с таким удивлением, будто я был не обыкновенный мальчик, а какой-нибудь синенький или в крапинку. Я сказал:

 — Ты что, папа, удивляешься? Я вылил твои два вина в банку, а то где бы я взял пустую посуду? Сам подумай!

 Мама вскрикнула:

 — Ой!

 И упала на диван. Она стала смеяться, да так сильно, что я думал, ей станет плохо. Я ничего не мог понять, а папа закричал:

 — Хохочете? Что ж, хохочите! А между прочим, этот ваш рыцарь сведет меня с ума, но лучше я его раньше выдеру, чтобы он забыл раз и навсегда свои рыцарские манеры.

 И папа стал делать вид, что он ищет ремень.

 — Где он? — кричал папа. — Подайте мне сюда этого Айвенго! Куда он провалился?

 А я был за шкафом. Я уже давно был там на всякий случай. А то папа что-то сильно волновался. Он кричал:

 — Слыханное ли дело выливать в банку коллекционный черный «Мускат» урожая 1954 года и разбавлять его жигулевским пивом?!

 А мама изнемогала от смеха. Она еле-еле проговорила:

 — Ведь это он… из лучших побуждений… Ведь он же… рыцарь… Я умру от смеха.

 И она продолжала смеяться.

 А папа еще немного пометался по комнате и потом ни с того ни с сего подошел к маме. Он сказал:

 — Как я люблю твой смех.

 И наклонился и поцеловал маму.

 И я тогда спокойно вылез из-за шкафа.